— Тебе не за что просить прощения.

Глеб ушёл с сыном на руках в другую комнату. Костик стал зевать. Я прошла вслед за ними. Глеб держал нашего малыша на руках, стал укачивать, тихо напевая колыбельную:

Спи, мой мальчик, спи, малыш,

За окном ночная тишь,

В небе звёздочки блестят,

Спать тебе, родной, велят.

Сдвинул месяц на бочок

Серебристый колпачок,

Он сапожки натянул,

Звёздам ярким подмигнул.

Муж ходил по комнате, тихо напевал колыбельную, смотрел на сына, грустно улыбаясь. Костик смотрел на отца внимательно, лёжа в его руках. Потом опять стал зевать. Глаза стали у него закрываться. А Глеб продолжал медленно ходить по комнате.

Закружились в хороводе

В небе призрачном ночном.

Свет холодный и далёкий

Тускло светит за окном.

Спят уставшие игрушки,

Спят картинки на стене,

Кот забрался на подушку

И мурлыкает во сне.

Сладкий сон придёт неслышно

И пробудет до утра.

Будь же ты, малыш, послушным.

Спи, мой ангел, спать пора…

Костик, наконец, уснул. Сладко посапывал в руках отца.

— Глеб, — шёпотом обратилась я к мужу, — давай Костю мне, я его в кроватку уложу.

— Я сам уложу.

Глеб прошёл в детскую. Аккуратно уложил сына в кроватку. Укрыл одеялом. Поцеловал его в лоб.

— Глеб. — Я смотрела на мужа. Раздеваться он не собирался. Я же приготовилась ко сну. На мне был халат и ночное бельё. — Ты спать пойдёшь?

— Пойду. Чуть позже. А ты иди ложись.

Я лежала в постели и ждала его. Он пришёл, через полчаса, может чуть больше. Лёг. Я потянулась к нему. И он меня обнял. Я поцеловала его и он ответил. Стал гладить меня, ласкать. Вскоре моё нижнее бельё упало на пол. Глеб любил меня. Нежно и страстно.

— Аврора, любовь моя. Единственная и ненаглядная.

И я его любила. Сильно любила. Наверное так, как не любила его никогда раньше. Я понимала и чувствовала, что он получил очень сильную душевную рану. Ольга занимала какое-то место у него. Нет, не место любимой женщины, а словно она была его младшая сестра, как Ксюша. И он переживал, страдал и тянулся ко мне, словно прося защиты. И я не имела права бросить любимого человека одного в эти мгновения. Ведь я его очень любила. Как и он меня. Я это чувствовала. И через близость, страсть, ласку я давала ему то, в чём он так сейчас нуждался…

Спустя месяц после того, как я узнала о гибели Ольги, я зашла в усыпальницу. Села на скамеечку. Здесь было тихо.

— Здравствуй, дедушка. — Тихо сказала я, обращаясь к Константину Васильевичу. Они все здесь покоились. Но кроме Константина Васильевича я никого при жизни не знала. Поэтому приходя сюда, я обращалась к нему. Но в его лице, я говорила со всеми остальными. — Дедушка, ты уже знаешь, что погибла Оля. Я правда не желала ей зла, а уж тем более такой ужасной смерти. Да, я не верила, что у Глеба с Ольгой ничего нет. А когда она умерла, Глеб в этот вечер мне ещё раз подтвердил, что они не были любовниками. И знаете что? Глядя в его глаза, я вдруг поняла, что на самом деле у них ничего не было. Но Вы то и так это знаете. Глеб после этого был словно потерянный, словно был в чём-то виноват.

И вроде у нас всё стало так, как раньше. Почти так же. Да, он нежен, когда любит меня. Я чувствую его любовь. Я жажду его, желаю и он тоже жаждет меня. Но… Я не знаю, как это выразить… У меня такое чувство, что чего-то не хватает, какой-то малости. И ещё, Глеб меньше стал улыбаться. Я как-то случайно услышала разговор мужа со Стасом. И Глеб в этом разговоре сказал странную вещь. Он так и сказал, с какой-то болью, обидой в голосе, словно ребёнок, которого жестоко обманули: «Меня предали. Она предала меня!» Сначала я не могла понять, кто его предал? Ведь я не предавала. У меня не было кроме мужа других мужчин, после нашей с ним свадьбы. Кто ещё мог предать? Дарья Дмитриевна? Но я знаю, что она сама очень переживала. И она всё делает и делала во благо своему старшему сыну. Ксюша? Но нет. Я не знаю за ней такого. А потом поняла. Глеб, с момента похорон Ольги, ни разу не произнёс её имя. Словно вычеркнул её из своей памяти. Вычеркнул и забыл. Но в чём она его предала, если они небыли близки? Может что-то передала конкурентам и стала на них работать? Я спросила у своей свекрови. На что та отрицательно покачала головой, сказав, что в этом плане Оля Глеба не предавала. И я решила сама у Глеба спросить. Он ничего мне не ответил, но попросил больше не упоминать Ольгу никогда.

Постепенно всё наладилось. Володя с Вероникой встречаются. Они решили, что поженятся после того, как окончат каждый свой университет. Володя уже защитился. А Веронике ещё год учится. Вместе они пока не живут, хотя иногда Вероника остаётся в Усадьбе до утра. Мы с ней подружились. И вместе с Вероникой, мы читали историю рода Белозёрских, дедушка. Вероника хоть и не историк, а юрист, сказала, что обязательно надо написать монографию по Белозёрским и опубликовать. Вот только вопрос, как к этому отнесутся сами Белозёрские, а то вдруг нас обеих с Вероникой отправят пастись в лес, траву кушать и пни окучивать, как один раз сказал Глеб.