Конечно же, будучи на территории усадьбы этого Семейства, сохранить в тайне мой вчерашний ночной визит к царю не удалось. И он, визит этот, наверняка станет предметом самой обстоятельной беседы, но это будет потом.

Разрезав булочку и намазав затем ее паштетом, посмотрел из-под ресниц на царя, который полушепотом беседовал о чем-то с графом.

Из памяти вновь всплыло вчерашнее…

Прочитав мою записку, в которой я, в числе прочего, сдал, как стеклотару, свою названую сестру, царь проявил удивительное для изможденного бессонницей человека, получившего такую весть, хладнокровие. Он лишь поинтересовался эпистолярным способом: «Уверена, что накопитель еще там, а не у Кристины?».

Получив мой безмолвный положительный ответ, кивнул.

То, что я изложил на бумаге, сюрпризом для Государя, похоже, не стало. Он даже не счел нужным изображать эмоции, присущие моменту.

Могу ошибаться, но это здорово напоминало своего рода демонстрацию. Для меня. Что я, мол, выбрал исключительно правильный вариант ответа. Ну или его вообще уже ничто не удивляет под этим небом, такое тоже не исключено.

Даже показалось, будто бы на царственной физиономии промелькнуло выражение довольства от полученной новости. Новости о том, что его зарегистрированная любовница оказалась замешана в этом дельце.

Выражение довольства, да, как и у самой Кристины…тогда…когда я подтвердил слухи о старике Блумфельдте.

Слухи… Вероятно и скорее всего, он уже давненько в курсе художеств любезного родственничка своей супруги. Если все это, опять же, не игра с его стороны, ибо как игрок он, вероятно, один из лучших на этом «глобусе».

Он знал, но молчал. Знал, но ничего не предпринимал, делая вид, что ему об этом не известно. Потому что удар, если таковой когда-нибудь последует, необходимо наносить в нужное время. Не раньше и не позже.

Сегодняшним утром сообщений в СМИ об аресте или смерти старика Блумфельдта не появилось, а значит, можно смело ставить рубль на то, что в ближайшее время с ним будет все в порядке. Нужный момент, видимо, еще не настал. У меня все еще есть возможность избавиться от всей Семейки Блумфельдтов разом, а не только от ее Главы.

Меня так и подмывало спросить: что же теперь станет с престарелым маньяком? Однако я промолчал, ибо Государь в тот миг явно решал, как же ему со мной поступить.

И то, что по результатам его размышлений я останусь целым и невредимым было совершенно неочевидным. Царь уничтожит меня в тот же миг, как сочтет это необходимым и примет такое решение. Без малейших колебаний. Он меня не пожалеет. Он вообще никого не пожалеет — это очевидно. Впрочем, человек его рода деятельности и не должен мыслить категориями жалости, иначе попросту окажется профнепрегоден.

Эти люди, «знатные», умеют играть вдолгую. Особенно царь, который наверняка начал свою игру еще задолго до коронации. А значит, конкретно в этой его игре теперь не только Блумфельдты, но и Семья Кристины. И моя.

И сто раз права была приемная матушка в своих рассуждениях о «разлинованном листе» и о «точках» на нем.

«Что сподвигло тебя все же рассказать мне об этом? Помимо того, что я твой Государь, и ты предана Родине. Расскажи, пожалуйста, мне очень важно это знать». — прочел я записку царя, которую он написал некоторое время спустя.

«Сегодня я встретила в усадьбе Мэри Сью. Богачку из Великобритании. Она прогуливалась с дамой Кристиной. И я подумала, что это весьма странное совпадение: я должна была привезти накопитель, а она тут как тут. В подобные совпадения я не верю. Мне бы не хотелось, чтобы нечто, могущее нанести огромный ущерб Родине и царской Семье, попало бы в руки крупного международного капитала и\или иностранной разведки. Готова смиренно принять любое наказание, но быть предателем Родины я отказываюсь!». — ответил я.

Прочитав написанное, царь издал хмыкающий звук и несколько мгновений оценивающе разглядывал меня.

«Ты ничего плохого не совершила. Я принимаю твое чистосердечное признание. И ты не предала мою любовницу. Ты поступила правильно. Ты спасла ее. Спасла ее в том числе и для меня, за что я тебе безмерно благодарен. Надеюсь, ты понимаешь, что отныне являешься носителем тайны, о которой должна молчать, даже будучи на исповеди. Даже на смертном одре!».

Государь явно понял, что Кайа совсем не идиотка, и его последняя фраза была очевидным и недвусмысленным предостережением.

Пока я читал, царь неотрывно глядел на меня. Очевидно, что ему было наплевать, что я напишу в ответ, его интересовала моя реакция. Он решал вопрос жизни и смерти. Моей жизни и моей смерти.

«Ваше императорское величество, я имею честь быть одной из Филатовых. Моя Семья — крупный производитель оружия. Большинство наших секретов — государственная тайна, за разглашение которой суд немедленно отправит на виселицу. А может, даже и суда не будет, кто знает. Мне хорошо известно, что такое тайна и почему ее необходимо хранить, можете не сомневаться!».