– Угу, – пробулькал Кратов. Покончив с банкой, он колоссальным усилием воли подавил отрыжку. – Но этот корабль стартовал в эпоху, когда национальный признак уже не играл прежней роли – все определялось профессиональными качествами. Командира зовут Маттео Гримальди, и он уроженец не то Андорры, не то Монако – на сей счет в первоисточниках существуют разночтения. Но русских в экипаже пятеро, в том числе одна женщина. Ее имя Александра Морозова, но комментаторы тех времен предпочитают ласковое «Олеся»…

– И вы, несомненно, вскорости за нею приударите, – с непонятной укоризной предположил Моргенштерн. – Все знают, что Галактический Консул любит только самых красивых или самых необычных женщин. Причем всех сразу.

– Глупости, – смутился Кратов. – Несомненно лишь то, что вскорости меня на «Протее» с собаками не сыщут…

Чтобы окончательно успокоить ваше внезапно проснувшееся национальное самосознание, сообщу также, что евреев там шестеро, хотя трое считают себя североамериканцами, а один – русским.

– Тогда я выпью за евреев, которые не побоялись остаться евреями даже в космосе, – возгласил Моргенштерн.

От Кратова потребовалось немалое умственное напряжение, чтобы оценить всю глубину этой сентенции. Груда пустых банок на столике бара, увы, не располагала к интеллектуальному подъему.

– А я за тех евреев, что искренне посчитали себя русскими, – наконец придумал он.

– Непонятно отчего, – сказал Моргенштерн, – не то в виде метаболической реакции на ваш тост, не то пиво чересчур свежее… но мне придется покинуть вас на время… хм… мастер.

– Идите к черту! – пожелал ему Кратов.

Моргенштерн выбрался из своего угла и нетвердой походкой устремился к выходу из бара. В дверях он вдруг замер, отшатнулся, подобрал живот и совершил нечто вроде мушкетерской отмашки шляпой. А затем вдруг исполнился неподобающей суетливости и трусцой канул в коридор.

Вошедшая Ева-Лилит приветственно шмыгнула носом.

– Нигде никого нет, – пробасила она. – Вот тоска-то!

– Не понимаю, – сказал Кратов. – Вы хотели сенсацию. Вы ее получили. Так чего же вы ошиваетесь на полупустом стационаре, в то время как ваш коллега берет интервью у астронавтов из прошлого?!

– Вы и вправду не понимаете, – фыркнула «страшная девушка», плюхаясь в свободное кресло. На ее высоко заголившемся бедре темнел свежий синяк. – Я ньюсмейкер-модератор, и Шлыков ньюсмейкер-модератор, но мы животные разных видов. Шлыков не станет брать у них интервью. Его фирму не интересуют подробности. Ее интересуют только заголовки, поскольку новостей на Земле и в Галактике столько, что их не вместит никакая сетка вещания, да и никакое человеческое восприятие. Сообщение о том, что из небытия возник звездолет-призрак и мечом Александра Македонского пал на гордиев узел вокруг Сиринги, будет состоять из пятнадцатисекундного видеоряда и закадрового текста. И все! А деталями, когда все устаканится, а Шлыков сгинет, как ночной кошмар, займусь я. И это будет трехчасовое интервью в шести эпизодах, с планами интерьеров «Луча», интимными подробностями типа «кто с кем и как часто», поисками прямых потомков и прочим оживляжем. И в одном из эпизодов найдется местечко вам, не беспокойтесь…

– Хотите пива? – осведомился Кратов.

– Я хочу подохнуть, – сказала Ева-Лилит. – С тех пор, как я попала сюда, меня преследуют тридцать три несчастья. Я непрестанно чихаю, кашляю и рыдаю. Потому что у меня аллергия дьявол знает на что, быть может – на этих ваших чужиков… тоссов.

– Но вы не видели, а следовательно, и не обоняли ни одного живого тосса, – заметил Кратов.

– Зато я обоняю вас и всех этих типов, что шляются в нейтралку, чтобы там миловаться с этими отвратительными ящерами… Я все время разбиваю колени о какие-то выступы. От вашего ледяного пива у меня болит горло. Никто в радиусе восьмидесяти световых лет не курит мои любимые сигареты и не моет голову моим любимым шампунем. Я не рождена для этого места. Мне тесно в ваших коридорах, похожих на кишечник кашалота. Спасибо хотя бы за то, что по ним не летают пташки и не гадят мне на голову – не приходится выстригать целые пряди, чтобы избавиться от говна в прическе… Господи, за что мне это испытание? Только за то, что я хочу довести до моих зрителей, которым в сущности плевать на все, радостное известие, что у Федерации появился еще один угол, куда можно будет приткнуться, когда земное бытие станет окончательно невмоготу?! – последние слова она произнесла на остатке дыхания, почти шепотом. После чего нервным движением вскрыла ближайшую банку.

Возникший как бы из пустоты Ларокк деликатно дотронулся до кратовского плеча.

– Все хорошо, – сказал он интимнейшим тоном. – Совет директоров сместил президента. Они распродают все, вплоть до пресс-папье. Сюда уже летит их менеджер.

– Что такое «пресс-папье»? – рассеянно спросила Ева-Лилит.

– Тоссы тоже согласны, – сказал Кратов, не испытывая никаких чувств по поводу этой удачной во всех отношениях сделки. – Свяжитесь с Шойкхассом.

– А он меня не убьет? – усомнился Ларокк. – После того, как вы нагрели их с Сирингой?

– Бизнес есть бизнес, – промолвил Кратов не слишком уверенно. – Сиринга – это Сиринга, а Павор – это Павор… В любом случае убить он захочет меня.

– Что значит «нагрели»? – оживилась Ева-Лилит.

Загадочно улыбаясь, Ларокк удалился.

– Никто никого не нагревал, – энергично возразил Кратов. – Нашли кого слушать! Это же торговый атташе Ларокк!

– Так-так, – протянула «страшная девушка». – Теперь я понимаю, для чего вам понадобились эти странные, как бы вовсе к делу не относящиеся сведения. О древних звездных экспедициях, о хронометраже планетологических исследований… Вы точно знали, что сюда летит третий лишний, и делали все, чтобы расчистить ему дорожку!