– Это почему же?

– Потому что у вас не будет детей… – метарасист обратился к Кратову. – Вам уже не так мало лет, любезный. Может быть, у вас есть дети?

– Нет, – покачал головой Кратов несколько обескураженно.

– И не будет. Вы слишком долго были вне Земли, чтобы думать о таких простых вещах, как семья. Вы слишком долго общались с чужиками. Инобытие отбило у вас охоту к продолжению рода, подавило самые естественные ваши инстинкты.

– Ну почему же… – Кратов начинал злиться, потому что понимал: он упустил инициативу в этом идиотском диспуте.

Рашида вдруг залилась обидным смехом.

– Спроси-ка, есть ли у него самого дети! – подначила она.

– Какое это имеет значение? – отмахнулся метарасист.

– Еще и как имеет! Будь у вас дети, вы не валялись бы здесь, как экспонат Тауматеки, не втиснувшийся в экспозицию. Вы бы занимались их воспитанием.

– Благополучие расы важнее…

– Да вы просто болван! – воскликнула Рашида. – Разве можно с вами серьезно спорить? Анастасьев вас не похвалит… А вот у нас будут дети, – объявила она. – Столько детей, сколько я захочу от этого мужчины. С которым вы никогда и ни в чем не сравнитесь… жалкий импотент.

– Рашуля, – сказал Кратов с укором. – Ты излишне раскована в своей аргументации…

– Но он же глаз не может оторвать от моих ног! – продолжала буйствовать женщина. – От его взглядов у меня останутся синяки на бедрах! Он просто завидует тебе и таким, как ты. Потому что ты большой и сильный. Потому что ты повидал столько, сколько ему и не снилось, с его убогим воображением неудачника! Потому что тебя любят самые красивые женщины Галактики!

Метарасист вдруг просветлел.

– Но вы тоже не потеете, мадам! – сообщил он торжествующе.

– Зато вас можно выкручивать, как тряпку, – фыркнула Рашида. – Только это вам не поможет. Зорче глядите, сударь. Не то, не ровен час, проглядите, что еще кто-нибудь вероломно не потеет втайне от вас… И, если уж на то пошло, не мадам, а мадемуазель! Идем, Кратов. Мне не стало весело. А я говорила, что люблю только радостные аттракционы.

– Хорошо, – сказал Кратов, вставая.

Метарасист проводил их тусклым взглядом.

– Мы победим, – выдавил он наконец, вскинул два растопыренных пальца и снова лег, накрывшись шляпой.

– Что ты так набросилась на беднягу? – спросил Кратов, когда они отошли. – В конце концов, у него есть право на нелюбовь к инопланетянам, ко мне… даже к тебе!

– Да, это его право! Но как можно призывать к нелюбви других?! Я еще поняла бы, увещевай он меня любить кого-то или что-то… но не наоборот! И потом, – фыркнула она, – ты, профессионал, специалист по уговорам, выглядел не слишком-то убедительно…

– Ты оказалась права, – вынужден был признать Кратов. – Я редко имел дело с фанатиками. И, как правило, дело завершалось потасовкой. Потому и фанатик, что не поддается уговорам… Но сегодня у меня нет настроения для рукопашной.

– Еще бы! Ты просто прихлопнул бы этого сморчка!

– Ты несправедлива. Ты совершенно его не знаешь. Быть может, это добрый и душевный человек.

– Это импотент! – запротестовала Рашида. – Все фанатики – импотенты!

– Один мой знакомый называет себя фашистом. Хотя он, конечно же, никакой не фашист, а овощ с того же огорода. Просто ему отчего-то приглянулось это мерзкое слово… Это добрый и душевный человек, если его не задевать за больное.

– Вот-вот!

– И к тому же, у него куча детей от разных женщин.

– Ни за что не поверю!

– Ну так я вас познакомлю!

– И он сразу же начнет на меня пялиться бараньим взглядом и тайком от тебя хватать за разные места… Все бесполезно, такова природа фанатизма. Никто от хорошей жизни не станет делиться своей ненавистью с посторонними. Когда человек живет плохо, он становится фанатиком. Когда народ живет плохо, возникает фундаментализм. Но сейчас-то почти все живут хорошо!

– И какой же вывод?

– А такой, что у этого типа что-то неладно со здоровьем. И скорее всего – с эндокринной системой. Вот он и злится на всех. На тех голых девиц – что они могут себе позволить красиво лежать на травке голышом, но не захотят, чтобы он прилег рядышком. На меня – что я одинаково хороша что нагая, что в одежде, – Кратов промычал нечто утвердительное, – но иду мимо него с тобой, а не мимо тебя с ним. На тебя – что ты не потеешь и плевать на него хотел… Но попробуй он публично ненавидеть окружающих, ему ненавязчиво предложат отдохнуть и полечиться. И уж никакого интереса к своей убогой персоне он не вызовет. Вот он и взъелся на инопланетян.

– Ну, инопланетянам и дела нет до его антипатий…

– Зато нам есть дело… То есть, конечно, нам с тобой как раз дела-то и нет. Но вдруг кто-нибудь да и обратит на него неравнодушное внимание…

– Поверхностно, – сказал Кратов. – Неосновательно. Ничего ты не понимаешь в хар-р-рошем, обстоятельном, замшелом фанатизме.

– Ты много понимаешь!

– Немного, – согласился он. – На эту тему недурно было бы побеседовать с покойным Олегом Ивановичем Пазуром. Это был настоящий фанатик, не чета нынешним…