«В связи с поражением вермахта на фронтах Гиммлер сказал мне, что фюрер недоволен результатами информационной деятельности секретной службы в отношении России. Абвер был явно не в состоянии активизировать секретную службу так, как этого требует военное положение. Нам это должно быть «по плечу».

Буквально через месяц ведомство Шелленберга приступило к активизации действий, предусмотренных планом «Цеппелин», направленным против Советского Союза.

В то время разведка против СССР велась по двум направлениям.

Первое охватывало зарубежные опорные пункты, созданные почти во всех столицах Западной и Восточной Европы, а также ряд особо важных информаторов. Через одного из них, например, поддерживали связь с двумя офицерами Генерального штаба, «прикомандированными» к штабу Константина Рокоссовского. После объединения впоследствии военной разведки с 6-м управлением и передачи новой структуре (VIII управление РСХА) в распоряжение Шелленберга поступил еще один очень ценный информатор, «Z», которым оказался… немецкий еврей. В своей работе он обходился всего двумя канцелярскими сотрудниками, но техническое оснащение его бюро находилось на таком высоком уровне, какой только можно было обеспечить для подобного ведомства. Все было механизировано и насыщено техникой; его каналы связи проходили через множество стран, откуда он получал свою информацию из всевозможных, порой просто невообразимых, источников. Прежде всего агент «Z» поставлял оперативную и точную информацию из высших штабов советского командования сухопутных сил. Работа его была просто мастерской. Часто «Z» за две-три недели сообщал о запланированном передвижении войск численностью до дивизии, при этом его информация была точной вплоть до мельчайших подробностей. Благодаря этому высшее германское военное руководство могло принимать своевременные контрмеры. Вернее было бы сказать — оно могло бы принять соответствующие своевременные меры, если бы Гитлер внимательно прислушивался к мнению руководителя аналитического отдела VIII управления РСХА. Но фюрер, после покушения, замкнулся в своем узком окружении, которое постоянно стремилось доказать, что информация, которой располагает новое разведывательное управление, представляет собой хорошо спланированную игру советской контрразведки, которая некоторое время поставляла правдивую информацию, чтобы в решающий момент сделать высшее германское руководство жертвой роковой дезинформации.

Шелленберг изо всех сил старался бороться против таких представлений, но без больших успехов.

Второе направление — собственно операция «Цеппелин». Здесь Шелленберг и подчиненные ему офицеры нарушили обычные правила использования агентов — главное внимание уделялось массовости. В лагерях для военнопленных отбирались тысячи русских, которых после краткосрочного обучения забрасывали на парашютах в глубь русской территории. Их основной задачей, наряду с передачей текущей информации, было политическое разложение населения и диверсии на коммуникациях и промышленных предприятиях. Другие группы предназначались для борьбы с многочисленными партизанами, для чего их забрасывали в тыл своих же войск.

Чтобы добиться более весомых результатов, немцы начали набирать добровольцев из числа советских военнопленных прямо в прифронтовой полосе. Было бы полнейшей нелепостью привлекать военнопленных к агентурной работе в принудительном порядке, так как, высадив их в советском тылу, люди Шелленберга (а перед этим абвера) утрачивали над ними полный контроль. Вот почему нужные результаты могло принести только добровольное сотрудничество. Разумеется, здесь немцам приходилось рассчитывать на гораздо большее число неудач и измен, чем обычно. Но Шелленберг учитывал и это. Немцы смогли отказаться от длительной и дорогостоящей подготовки военнопленных, которых намечалось использовать недалеко от фронта, то есть не далее четырехсот километров от передовой линии. Этим «контингентом» самостоятельно руководили рабочие группы «Юг», «Центр» и «Север». Главные отряды этих групп поддерживали тесные контакты с соответствующими инстанциями вермахта, а также имели связь с III и IV управлениями Главного имперского управления безопасности.

Особенно умело подыскивали подходящих военнопленных прибалтийские немцы благодаря своему хорошему знанию русского языка.

Другое дело — лица, предназначавшиеся для работы в глубоком тылу.

Прошедших первоначальную проверку кандидатов в эту группу помещали в специальные закрытые учебные центры, где их подвергали особенно тщательной обработке, учитывающей предстоящие им задачи.

После первых экзаменов, на которых проверялась их пригодность, они практически получали статус немецкого солдата и им разрешалось, в соответствии с договоренностью с командующим добровольческими частями, носить форму вермахта. Они получали все, «что радует сердце простого солдата», — хорошее питание, чистую одежду, помещение, увольнительные в город в гражданской одежде, доклады и лекции, сопровождаемые показом диапозитивов, и даже поездки по Германии, совершавшиеся для ознакомления обучавшихся с уровнем жизни в Третьем рейхе, который они могли бы сравнить с русскими условиями. Тем временем преподаватели и доверенные лица изучали истинные политические взгляды этих людей: они выясняли, насколько их привлекают только материальные выгоды или они на самом деле вызвались служить из политических убеждений…

После психологической и пропагандистской обработки русские добровольцы проходили курс специального обучения в соответствии с их будущим применением. В центре подготовительной программы стояло систематическое обучение радиоделу. Здесь нельзя было обойтись без чисто военной муштры, так как в противном случае не удалось бы пройти столь обширный учебный курс в сжатый срок, располагая крайне ограниченным преподавательским составом. Множество недоразумений возникало из-за того, что все добровольцы носили новые имена. (Этим стремились оградить от репрессий своих родственников, проживавших в Советском Союзе.)

Для переброски агентов через линию фронта командование люфтваффе (военно-воздушных сил) предоставило в распоряжение разведывательных структур боевую эскадрилью. Политическая и военная разведки, в то время работавшие еще параллельно, а иногда и враждовавшие между собой, должны были делить и самолеты, и скудные запасы бензина. В результате этого германское командование было лишено возможности забросить сразу всех подготовленных агентов в тыл советских войск.

Чтобы у добровольцев, вынужденных дожидаться, пока их перебросят через линию фронта, не падал воинственный настрой, немцы создали из них военные боевые подразделения. Одно из таких подразделений носило наименование «Дружина». Им командовал русский полковник Родионов, получивший кодовое имя «Гилль». В задачи этой части входили охрана тыловых районов немецких сухопутных войск и борьба с партизанами, а в случае необходимости и боевые действия на фронте.

Шелленберг неоднократно беседовал с «Гиллем» и не мог отделаться от неприятного чувства, что его убеждения балансируют на грани фола: манера, в которой он критиковал ошибки, совершенные германским руководством в отношении России вообще, — делая специальное ударение на изображении немецкой пропагандой русских как людей низшей расы, — в отношении мирного населения и военнопленных в частности, носила оттенок, вызывавший подозрения.

Офицеры из ведомства Шелленберга имели на эту тему длительные беседы с русскими сотрудниками научно-исследовательского института в Ванзее, поскольку считали, что подобного рода консультации помогают лучше понять менталитет советского человека. Сотрудники института также косвенно подтвердили, что германская пропаганда и оккупационная политика только льют воду на мельницу советской контрпропаганды и подталкивают мирное население переходить на сторону партизан. Специалисты по Советской России также считали, что Сталин только приветствует жестокие меры немцев, такие, например, как «приказ о комиссарах» (приказ, согласно которому все комиссары, попавшие в плен, подлежали немедленному уничтожению), жесточайшие расправы, производимые «айнзацкомандами» [4] , и массовый вывоз населения из России в Германию на работы. По мнению сотрудников исследовательского института, Сталин видит во всех этих действиях исключительное средство, помогающее не только поднять боевой дух своих солдат, офицеров и партизан, но и оправдать собственную жестокость — безжалостное отношение к своим военнослужащим во время боевых действий и жесточайшие репрессии против населения, оставшегося на оккупированной территории. В то же время Сталин использовал партизанскую войну для маскировки деятельности советских спецслужб, направленных на ликвидацию нежелательных для режима слоев населения, таких, как евреи, кавказцы, крымские татары и др. и кулаки. Во время проведения социальных и этнических чисток группы советских чекистов должны были действовать независимо от командиров партизанских отрядов и соединений, подчиняясь исключительно специальным указаниям из Москвы.