Второй способ — не посуху, а морем, от латвийских берегов — к шведским. На каком-нибудь рыбацком мотоботе — такая посудина низко сидит, локатор патрульного катера может и не взять ее, особенно на свежем ветру, когда волны разгуляются. А если еще и в тумане, да ночной порой… Шансы приличные.

Закладку я изъял в потемках — из-под оцинкованного отлива замурованного окна. Сюда, к глухой стене двухэтажного больничного павильона, наведывались, разве что, санитарки, вешавшие стиранные халаты на просушку. Так то — днём, а я прокрался в потемках. Вынул пухлый пакет на ощупь — и удалился. И опять в метро. Потом — трамвай, сине-красная «двойка». Доехал до улицы Пестеля и в условном месте начертал помадой цифру «семь».

Сегодня же позвоню Минцеву, а завтра с утра торжественно вручу пакет куратору, как новогодний подарок…

…На перроне станции «Технологический институт» я задержался. Ситуация, конечно, дичайшая — «двойной агент» задумчиво топчется, а в модной холщевой сумке у него длинноволновый приемник, наушники и гостинец из Лэнгли…

Но я лишь сумрачно сопел, не ведая страха. До того устал, что тревоги не проникали в отупевшую голову.

Мне оставалось пешочком прогуляться до дому, поужинать, посидеть у телевизора… Родителей я дождусь не скоро — сотрудники Военно-медицинской академии с женами чинно провожают старый год.

А я, как представил себе тихий домашний вечер… Буду ходить из комнаты в комнату, мучить себя рефлексиями и страхами. Вспоминать липкую лужицу, натекшую под головой «четвертого» урода, и содрогаться. А не оставил ли я следов на месте преступления? А не видел ли кто, как двое входят в разбитое парадное, а выходит лишь один? Или труп обнаружат нескоро, а опера из убойного отдела сразу смекнут — несчастный случай?..

Я круто развернулся — и доехал до станции «Звездная».

С улицы было не видно, есть ли кто дома, зато у самой двери всё стало ясно — из-за филенки смутно бубнил телевизор, а два женских голоса сплетали ауру милого уюта.

Кривовато улыбаясь, я позвонил, и вскоре услышал торопливое шлепанье. Лязгнул замок, и дверь распахнулась.

На пороге стояла Тома — и просто лучилась ослепительной радостью.

— Я так и знала! И-и-и! — запищала она, обнимая меня. — Я так и знала, что это ты!

Девушка затащила меня в прихожую; я закружил Мелкую, облегченно смеясь и слыша, как из кухни поспешно шаркают еще одни шлепанцы. Сначала повеяло ароматом дешевых духов, а затем к моей спине робко прижалась Софи. Всхлипнула и тихонечко шмыгнула носом.

Страхи, тяжкие думы и тошные воспоминания остались за дверью, где стынет тьма. Согреваемый нежным теплом, я блаженно улыбался — на меня снисходили мир и покой.

Вечер того же дня

Польша, Свентошув

Капитан Кутейщиков, в общем и целом, был доволен жизнью. Само собой, хотелось носить на погонах не четыре маленьких звездочки, а одну побольше, но, как говаривал старшина Валнога: «Какие наши годы?»

Даже Анка успокоилась, повеселела. И не потому, что на седьмом месяце ходила. Просто служба на родине кратно отличалась от той, что шла здесь, в Северной группе войск.

Спору нет — перевели бы его в ГДР, тогда вообще здорово было бы! Но и в Польше неплохо. Тут на «Москвич» накопить — как нечего делать, а если очень постараться, то и на «Волге» уедешь.

«Порядок в танковых войсках!»

Кутейщиков никому не раскрывал секрета, отчего именно Свентошув так ему приглянулся. Капитан поляков недолюбливал. Отец, воевавший в этих местах, всякого понарассказывал…

Немцы бились отчаянно и жестоко, но вот в спину красноармейцам стреляли пшеки. Грех, конечно, всю нацию в подлецы записывать, так ведь, не зря же Польшу три раза делили! Уставали соседи от шляхетского гонору, от непомерных имперских амбиций «Гиены Европы». Может, пшеки оттого и злы, что заработали всенародный комплекс неполноценности? Всё тужились побольше захапать, «от можа до можа», да сфинктер не выдерживал?

А как они «германов» изничтожали после Победы? Сталин Варшаве и Померанию подарил, и Нижнюю Силезию… Пшеки и погнали немцев до Фатерлянда… Нет, не солдат, а беззащитных фрау, стариков и детей! Били, калечили, насиловали, грабили и убивали, словно отыгрываясь за прошлую свою трусость и раболепие.

Да и теперешние… Чем они лучше? Только и разговору, что о деньгах! Купить, продать, урвать…

Ну, а в Свентошуве пшеков мало, тут сплошь советские гарнизоны, город и на карте Польши не сыщешь. Вот и хорошо, вот и пусть тут русским духом пахнет…

Капитан отворил калитку и прошагал по хрусткому снегу к дому. Не дом даже, домина! Тяжеловесный (сразу видно германский стиль!), из добротного кирпича, ладной черепицей крыт. И потолки высокие, и тепло держит долго…

Кутейщиков заулыбался, мягчея. Родное всё, свое… И Анка, и Лизаветка… А кто там третьим будет — неважно! Хоть девочка, хоть мальчик, всё одно — своё!

Капитан шагнул из прохладного коридора в натопленную гостиную, и Лизаветка, путаясь в большеватой пижамке, сразу бросилась к нему: