…Поскрёбшись своим ключом, я тихонько проник домой, с порога окунаясь в ласковое тепло и приглушенную музыку — начиналась вторая серия «31 июня».

Релаксируя и смутно улыбаясь отсветам экрана, умноженным трюмо, я повесил куртку и сменил «прощайки» на тапки. Пальцами пригладил растрепавшиеся волосы.

За этим занятием меня и застал отец.

— Водку пил? — осведомился он страшным голосом.

— Никак нет, товарищ полковник! — бойко отрапортовал я.

— Молодец! — расплылся папа, и шепотом добавил: — Помаду сотри.

Затеплев щеками, я глянул в зеркало и соскреб розовый мазок в уголке губ.

— Дюша пришел? — донесся из кухни высокий, по-девичьи звонкий мамин голос.

— Так точно! — грянул «настоящий полковник». — Разрешите доложить! Личный состав семьи в полном сборе и готов выполнить любой приказ верховного главнокомандования!

— Марш за стол! — скомандовала мама.

— Есть! — браво рявкнули отец с сыном, достигая трогательного консенсуса.

Свет в комнате был пригашен, и елка у окна переливалась хрупкими шарами, дутыми из тончайшего стекла. Поначалу мы дружно решили вообще нарушить давнюю традицию и обойтись пучком еловых веток, чисто для «новогоднего» запаха, но маме на работе выделили очень красивое, пушистое деревце, вот она и не устояла.

Правда, елочка оказалась пихточкой, но так даже лучше — хвойный аромат пуще.

— Сначала проводим старый год! — велела мама, приседая на табуретку (чтобы легче срываться на кухню). В нарядном «марокканском» платье, черном с серебряной вышивкой, она выглядела молодо и приятно.

— Есть проводить! — по-уставному отозвался глава семейства.

— Слушаюсь! — поддакнул я.

— Вот всегда бы так, — заворчала мамуля, тая улыбку, — чтобы орднунг унд дисциплин… Чего сидите? Наливайте даме!

Подсуетившись, Соколов-старший вынес с балкона остуженную бутылку брюта, а я, как младший по званию, ловко ее откупорил. Родители значительно переглянулись, и мама сделала широкий жест:

— Всем!

Пенное игристое зашипело, проливаясь в фужеры, и отец замялся, поднимая свой.

— Год был очень непростой… — медленно выговорил он.

Я согласно кивнул, прокручивая в памяти минувшие события, и прекрасные, и ужасные, а мама слегка зарумянилась, думая о своем.

— … Но всё плохое в итоге закончилось хо-ро-шо! — бодро заключил папа, и фужеры сошлись, согласно прозвенев.

Свою порцию я, больше склоняясь к полусладкому, лишь пригубил. Вот только почему мне казалось, что клубными пирогами удалось насытить юный организм, и до утра аппетиту не возгореться?

Я наложил себе в тарелку и бессменный оливье, и селедочку под шубкой, и еще какой-то замысловатый салат, а затем всё это умял с великой охотой.

Голосок принцессы Мелисенты, поющей с экрана, звучал слабовато, но мило, и даже послезнание не портило новогодний настрой.

«31 июня» поставили неплохо, и кастинг отличный, не исключая беглого Годунова, только вот хэппи-энд вышел малость корявым — и с ненужной грустинкой. Одноименная повесть Пристли заканчивалась шикарной свадьбой — накрытые столы протягивались из XX в XII век! — а по топорному сценарию Мелисента с Сэмом, хоть и поженились, но забыли о своих приключениях… Зачем? Смысл какой?

Я усмехнулся, как мог, одновременно жуя дефицитную салями. Помню, меня этот мюзикл расстроил, когда смотрел его впервые. А уж как я негодовал на создателя «Человека-амфибии»! Не писателя, режиссера. Беляев-то закончил свою книгу на оптимистичной ноте, у него добро побеждало зло! Там Ихтиандр тоже уплывал в океан, но не один, а с другом — дельфином Лидингом.

Этой водоплавающей парочке предстояло обогнуть Южную Америку и достичь Полинезии. А уж там, на уединенном райском острове, их ждали и профессор Сальватор, и любящая Гуттиэре! И к чему лишать зрителей надежды на лучший исход?

— Горячее нести? — деловито спросила мама, поправляя кокетливый передничек.

— Да! — оживилось мужское большинство.

— Есть! — засмеялась наша родная женщина, неумело козыряя. Надо ли говорить, что мы с отцом воздержались от замечания — дескать, «к пустой голове руку не прикладывают»?

Мама вернулась, торжественно внося латку с жарким из утятинки с яблоками. Сначала мое зрение уловило чарующий образ маслянистого, подрумянившегося яства, придавая глазам хищный блеск, а затем накатила волна дурманящего запаха, отправляя обоняние в голодный нокаут…

«Очередь за вкусовыми пупырышками!» — подумал я, влюбленно глядя на богиню трапез, и решительно сказал:

— Пап! Надо выпить за маму!

Отец, наколов вилкой аппетитное крылышко, среагировал моментально:

— Наливай!

Я слушал плеск вина — и ушами, глазами, всей кожей, всею своей сутью впитывал восхитительную атмосферу праздника, молясь истово об одном — чтобы после полуночи нас ждало только новое счастье.

Поздний вечер того же дня