Утро выдалось по-настоящему морозным — воздух звенит от тридцатиградусного холода, а солнце, едва поднявшись, уже золотит снежные вершины. Проверив арендованный «Буран», который урчит недовольной дрожью, будто протестуя против предстоящего пути, я отправляюсь в дорогу. За спиной — рюкзак с провизией и камерой, впереди — бескрайние снежные просторы.

Первые километры пролетают по накатанной трассе мимо заснеженных карьеров и замёрзших рек, но вскоре дорога исчезает, сменяясь белой пустыней. Снегоход с трудом пробивается сквозь сугробы, снежная пыль бьёт в лицо, и лишь на перевале я останавливаюсь, чтобы окинуть взглядом долину, окутанную ледяным туманом. Ветер свистит среди скал, а снег искрится, словно усыпанный алмазной крошкой.

Спускаюсь в чахлую северную тайгу, где деревья, согнутые под тяжестью снега, напоминают скрюченных стариков. Следы лис и зайцев петляют между стволами, а у ручья, ещё не полностью скованного льдом, я задерживаюсь — вода здесь чёрная, как нефть, а над ней свисают хрустальные сосульки, переливающиеся в лучах солнца.

И вот оно — Сейдозеро. Лёд, гладкий, как зеркало, покрыт причудливыми снежными узорами, а горы вокруг стоят, словно древние стражи, их склоны изрезаны ветрами. Воздух настолько чист, что кружится голова.

Заглушив двигатель, я оказываюсь в абсолютной тишине — ни ветра, ни птиц, только собственное дыхание.

Подходя к скале, вспоминаю рассказ старого геолога за вчерашним ужином — он, сжимая кружку с чаем, поведал легенду о Куйве, духе саамов, вмёрзшем в камень за непокорность. Вглядываюсь в скалу — и вдруг замечаю гигантский силуэт, будто вмурованный в камень. По спине пробегают мурашки.

А потом я вижу их. Снежные пирамиды — слишком правильные, чтобы быть творением природы. Кто-то сложил их здесь, словно часть забытого ритуала, и теперь они стоят, полузанесённые снегом.

Лёд поскрипывает под ногами, будто предостерегая, но любопытство сильнее. Грани пирамид неестественно ровные — не ветер же их выточил?..

Оборачиваюсь — над озером уже сгущаются сумерки. Пора возвращаться. Но странное чувство не отпускает — будто я разбудил что-то, что лучше было оставить в покое.

Я осторожно разжал ладонь. Артефакт, найденный среди бумаг Букреева, теперь лежал у меня в руке, и его резные руны слабо мерцали в темноте, будто отвечая на незримый зов этого места. Похоже, условием его активации была именно эта локация — древняя земля, пропитанная забытой магией.

Не раздумывая, я сконцентрировался и начал вливать в артефакт энергию тьмы. В воздухе запахло озоном, свет вокруг на мгновение погас — и когда зрение вернулось, я уже стоял посреди каменного помещения с низкими сводчатыми потолками. Давящая тишина.

Я щёлкнул фонариком. Луч света выхватил из мрака грубые каменные стены, покрытые слоем вековой пыли. На одной из них виднелся старый рубильник. Не особо надеясь, что он ещё работает, я дёрнул рычаг.

Раздалось сухое потрескивание, и по потолку замигали тусклые лампы, едва разгоняя тьму.

Пыль на полу лежала нетронутым ковром — здесь давно не ступала нога человека. Осторожно ступая, я двинулся дальше. Следующая комната оказалась раздевалкой: вдоль стен стояли металлические шкафы с полу оторванными дверцами, внутри — лишь паутина и ржавчина.

Дальше коридор разветвлялся. Я заглянул в несколько помещений — везде одно и то же: металлические сетчатые кровати, прикрученные к полу, голые матрасы, истлевшие от времени. Спальни. Казармы?

Стало ясно, что это огромное каменное сооружение изначально было чем-то иным — возможно, древним храмом или подземным убежищем. Но потом кто-то нашёл его и приспособил под свои нужды, возведя перегородки и установив утилитарную мебель.

Дальше — маленькая кухня с проржавевшей плитой и пустыми банками из-под консервов. Но самое интересное ждало впереди.

Одна из комнат заставила меня замереть — посреди неё, словно зловещий артефакт прошлого, стояло гинекологическое кресло.

Рядом теснились ветхие холодильники с облупившейся эмалью, а какие-то непонятные приборы, покрытые слоем пыли, казалось, давно забыли о своём назначении. Взгляд скользнул по стенам, испещрённым глубокими царапинами — будто кто-то отчаянно, до крови, цеплялся за них, пытаясь выбраться.

И тут меня осенило...

Неужели это нулевая лаборатория?

То самое место, где я родился.

Воздух внезапно сгустился, став тяжёлым, как сироп, а артефакт в моей руке дрогнул, забившись пульсирующим теплом — словно торопливо предупреждал...

Ты не должен был сюда возвращаться.

Ледяные пальцы страха сдавили горло, когда я впервые осознал - артефакт в моей руке дышит. Его пульсация стала настолько отчетливой, что я буквально чувствовал, как по моей ладони бегут волны тепла, сгущаясь в направлении одной конкретной стены. Казалось, древний предмет пытается вырваться, устремиться к чему-то, что скрыто за вековой каменной кладкой.