Я провел несколько часов, методично проверяя каждую комнату. В одном из помещений обнаружил ряд пустых детских инкубаторов — их прозрачные купола покрылись тонким слоем пыли, но механизмы все еще выглядели исправными. Однако ни единой записки, ни обрывка документа, ни малейшей зацепки, которая могла бы пролить свет на то, что здесь происходило.

Что ж, хоть какое-то утешение — мне удалось пробудить ядро хаоса. Но теперь появилась новая проблема: я никоим образом не мог позволить профессорам из лаборатории заполучить меня в свои руки. Как бы я объяснил им, каким образом мне удалось активировать ядро хаоса, без вмешательства древних родов?

Я вернулся в комнату с порталом. Собрав всю энергию, которую доспех накопил за последние недели, я активировал древний круг.

Когда портал активировался, пространство передо мной не просто искривилось — оно разошлось швами, обнажая бесконечную сеть серебристых нитей, переплетенных в причудливый узор. Я ступил вперед, и в тот же миг мое тело растворилось, превратившись в часть этой космической паутины. Каждая нить вибрировала под моим невесомым прикосновением, передавая сокровенное знание о точках своего крепления в реальности.

Одна нить, толстая и упругая, вела к знакомому месту в парке — я чувствовал ее надежность, словно это была натоптанная тропа. Другая, тонкая и дрожащая, уходила в подземные лабиринты, о которых не знал никто. А там, вдали, мерцали ледяные нити, ведущие в такие глубины мироздания, куда человеческое сознание проникать не должно. В этот миг я стал пауком, скользящим по паутине судьбы, где каждая точка крепления была дверью в иной мир.

Я материализовался в парке, и первое, что ощутил — особенный питерский холод. Он не кусал кожу резко, как московский мороз, а проникал внутрь постепенно, пропитывая одежду сыростью, оседая каплями тумана на ресницах. Воздух был густым от смеси запахов — снега, подтаявшего за день и вновь застывающего к ночи, дыма из далеких труб, кисловатого дыхания гранитных набережных.

Снег ложился неровным покрывалом. На мраморных статуях он скапливался пушистыми шапками, на чугунных решетках — застывал хрупкими перьями, а на дорожках превращался в сероватую кашу, испещренную следами дневных прогулок. Желтый свет фонарей, размытый влажным воздухом, создавал вокруг себя молочные ореолы, в которых кружились редкие снежинки. Где-то вдали, за деревьями, глухо поскрипывал лед на Неве, а еще дальше — угадывался приглушенный гул ночного города, словно завернутый в несколько слоев зимней тишины.

Я стоял неподвижно, позволяя доспеху впитывать новые ощущения. Петербург встречал меня иначе, чем прежде — теперь он видел во мне не просто гостя, а часть древней системы, гораздо более старой, чем эти гранитные набережные и позолоченные шпили. Город будто присматривался ко мне, затаив дыхание, готовый либо принять, либо отвергнуть нового хранителя своих тайн.

Я решил не вызывать такси и пройтись по ночному городу пешком, проверяя свои новые возможности. То растворялся в тенях, становясь невидимым для случайных прохожих, то сливался с кирпичными стенами домов, как хамелеон, принимая текстуру и цвет поверхности.

Параллельно я пробовал удерживать связь с порталом, от которого постепенно удалялся. Нить ощущений тянулась за мной, как невидимая пуповина, но примерно на расстоянии трех километров я почувствовал, как она рвется. Неясно было, то ли это предел моих физических сил, то ли магических. Можно ли его расширить? Нужно ли?

Чем дольше я шел, тем сильнее разгорался внутри голод. Доспех требовал подпитки, и я понял, что до бифштекса в приличном ресторане мне не дотянуть.

На набережной, у кромки льда, светился яркий ларек с шаурмой. Вокруг него толпились таксисты — машины с желтыми огнями на крышах, водители в потертых куртках, курящие у открытых дверей. Хороший знак, подумал я. Если местные таксисты здесь едят, значит, шаурма достойная.

Я заказал двойную порцию, с сыром, мясом и обязательно с халапеньо. Горячий лаваш, пропитанный соусом, хрустел в пальцах, а первый укус взорвался во рту бурей вкусов — острый, сладкий, дымный. Я ел медленно, смакуя каждый кусок, запивая крепким сладким чаем из пластикового стаканчика.

Доспех отозвался удовлетворенным теплом, будто наконец получил то, чего жаждал. Голод отступал, но я знал — это лишь временная передышка. Впереди предстояло еще многое узнать, многое проверить.

А пока... пока я стоял у Невы, смотрел на темную воду и жевал последний кусок шаурмы, чувствуя, как город вокруг меня дышит, живет и хранит свои тайны.

Мир вокруг постепенно обретал новые оттенки - холодные сине-стальные тона энергетических потоков смешивались с привычными городскими красками. Ощущение силы возвращалось ко мне волнами, словно приливная волна наполняет высохшее русло. Я вновь обратился к сенсорам доспеха, пытаясь разгадать его новые возможности, как вдруг...

...мои пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Где-то совсем рядом находился еще один доспех! Теперь я понимал, о каком чувстве говорил младший Фрост - доспехи действительно ощущали присутствие друг друга. Но кто это мог быть? Друг, готовый помочь? Или враг, выжидающий момента для атаки?