— Приятно познакомиться, — ответил я. — Ваш отец тоже упоминал... — соврал я, поскольку Коннорс держал личную жизнь в строжайшем секрете. — Вы тоже изучаете биологию?

— Химию, на втором курсе, — кивнула Беатрис. — Но биология тоже интересна. Особенно то, чем занимается папа. Регенеративная медицина может изменить мир, не правда ли?

В ее голосе слышалась гордость за отца, но и что-то еще. Беспокойство? Или просто любопытство к работе, которую она понимала лишь частично?

— Определенно, — согласился я. — Ваш отец — выдающийся ученый. Работать с ним большая честь.

— Скажите, — неожиданно спросила она, поправляя ремень сумки, — он не выглядит переутомленным? Последнее время папа почти не бывает дома, только работа, работа, работа. Мама беспокоится.

Этот вопрос заставил меня задуматься. Действительно, за последние дни доктор Коннорс стал еще более одержимым своими экспериментами. Зеленая сыворотка, странные побочные эффекты на лабораторных мышах, его пристальное внимание к моим предложениям по альтернативным методам исследования...

— Наука требует жертв, — дипломатично ответил я. — Но я слежу, чтобы он не перерабатывал. Обещаю.

Беатрис одарила меня благодарной улыбкой, от которой что-то тепло шевельнулось в груди. Девушка была действительно красивой, но красотой не яркой, а какой-то утонченной, интеллигентной.

— Спасибо, — сказала она. — А вы... не хотели бы как-нибудь выпить кофе? Я имею в виду, просто поговорить. Мне интересно узнать больше о работе папы, а он сам рассказывает очень мало.

Предложение было неожиданным, но и заманчивым. С одной стороны, сближение с семьей Коннорса могло дать доступ к дополнительной информации о его исследованиях. С другой стороны, в голубых глазах Беатрис читался искренний интерес, не только научный.

— С удовольствием, — ответил я. — Может быть, завтра после занятий? Знаю одно хорошее кафе неподалеку.

— Отлично, — обрадовалась она. — Встретимся здесь, у главного входа, в четыре?

— Договорились.

Мы попрощались, и я проводил взглядом ее стройную фигурку, пока она не скрылась в одном из корпусов. Интересный поворот событий. Дочь Коннорса могла стать как ценным источником информации, так и... чем-то большим.

Возвращаясь домой на автобусе, я размышлял о новых возможностях. Беатрис явно волновалась за отца, а значит, замечала изменения в его поведении. Если мои подозрения верны, и доктор действительно приближается к опасной черте в своих экспериментах, она может оказаться союзницей в попытках его остановить.

Или наоборот — станет препятствием, если узнает о моих собственных исследованиях. Впрочем, время покажет.

Вернувшись домой, я обнаружил Мэй, сладко спящую на диване в гостиной. Телевизор тихо бормотал — шла какая-то передача о политике, а на экране мелькал знакомый силуэт президента Клинтона. Пульт валялся рядом с рукой тети, а на журнальном столике стояла недопитая чашка чая и лежала раскрытая книга Стивена Кинга — «Бессонница».

Осторожно выключив телевизор, я нежно взял Мэй на руки. Она что-то пробормотала во сне и прижалась ближе, как маленький ребенок. В такие моменты особенно остро ощущалась ответственность за этого дорогого мне человека. Мэй была единственной семьей, которая у меня осталась, и я не собирался ее подводить.

Аккуратно донеся тетю до спальни, я уложил ее на кровать и укрыл одеялом. Она даже не проснулась, лишь довольно вздохнула и повернулась на бок. На тумбочке стоял старый будильник с двумя медными колокольчиками — механический монстр, который каждое утро безжалостно выдирал из объятий сна. Рядом лежали очки для чтения и еще одна книга — «Анна Каренина» Толстого. Мэй всегда была большой любительницей классики.

Тихо прикрыв дверь спальни, я направился на кухню. Желудок настойчиво напоминал о себе — тренировка с командой и работа в лаборатории отняли много сил, а ускоренный метаболизм требовал постоянной подпитки. Лазанья была как раз тем, что нужно — сытно, вкусно и можно приготовить с запасом.

Первым делом я включил старенькое радио «Панасоник», стоявшее на подоконнике. Покрутив настройку, поймал волну местной рок-станции. В эфире как раз играли «Alive» от Pearl Jam — Эдди Веддер проникновенно пел о том, что все еще жив, и это отлично подходило моему настроению.

— I'm still alive... — тихо подпевал я, доставая из холодильника необходимые продукты.

Холодильник был настоящим ветераном — белый «Дженерал Электрик» с хромированными ручками, который верой и правдой служил семье Паркеров уже лет десять. Морозилка требовала регулярной разморозки, а дверца закрывалась только если правильно дернуть за ручку, но он все еще работал как часы.