От осознания своего одиночества, беззащитности и ненужности неожиданно становится настолько горько, что слезы катятся по вискам, скатываясь и исчезая в волосах.

Я не отрываю взгляда от его черных глаз, понимая, что, скорее всего, это последнее, что я увижу в своей жизни. Он настолько груб, настолько жесток со мной, что нет никаких сомнений, дальше будет лишь хуже.

Он не пощадит.

Наиграется и разорвет.

— Чего плачешь, сладкая? — неожиданно хрипит он и вытирает слезы с моих висков, — больно сделал?

Я не могу ничего ответить. Его вопрос настолько неожиданный, что слова не приходят на ум. Больно… Он спрашивает, сделал ли мне больно… Ох…

— Я чего-то ошалел от тебя, — он не отпускает, не шевелится, дышать мне по-прежнему тяжело, но теперь я хотя бы могу сделать вздох. Зверь отслеживает опять мое дыхание, и в глазах опять появляется безумное желание. Теперь я знаю, о чем думает мужчина, когда так смотрит. Знаю, чего он хочет… Лучше бы мне не знать.

— Пожалуйста… — мне удается выронить это слово одновременно с выдохом, прямо ему в губы, — пожалуйста… Я… Боюсь… Пожалуйста…

— Боишься? Меня?

— Да…

Он удивляется? Это настолько нелепо, что я даже плакать перестаю. Чему он удивлен? Что беззащитная девушка боится такого зверя? Он думал, я играю?

— Ты же все знаешь, чего боишься-то? — он внимательно разглядывает мое лицо, и в глазах вспыхивает огонь ярости.

Что я знаю? О чем он?

— Ты уже была с мужчиной… С тобой так играли? Сколько?

— Сколько?..

Я только и способна, что эхом повторять за ним пустые слова. Не понимая их значения.

— Сколько мужчин у тебя было? — терпеливо повторяет он, — до меня?

Я молчу, осознавая его вопрос. Его грязь.

Откуда он это взял? Неужели, в самом деле решил, что я…

И как мне быть? Сказать, что никого не было? Да? Все во мне требует сказать правду! Потому что нет хуже и гадостней такой лжи.

Но…

Но, быть может, если я скажу, что была с мужчиной, он откажется жениться?

Просто отправит меня родным, они от позора — спровадят обратно в родителям… И я просто не доеду домой!

Сверну к Лауре! О-о-о-о!!! Какая хорошая идея! Знать бы, что он в самом деле именно так поступит!

Пусть «поиграет», как он говорит, пусть! Я даже на это согласна! Главное, чтоб отпустил потом!

Конечно, моя прежняя жизнь прекратится, да и сама я стану другой уже. Но я и так другая.

После того, что сделали папа и мама. После того, что со мной сделали мои родственники… Не лучшей ли для меня участью будет жизнь в забвении? Без них?

Я почти решаюсь. Я практически открываю рот уже, чтоб соврать Зверю о своем постельном опыте, но в этот момент он, устав ждать, хрипит:

— Плевать. Все равно после меня никого уже не будет.

И опять набрасывается на меня с поцелуем.

Осознание его слов глушит своей безысходностью. И слезы льются опять, а Зверь отрывается от моих губ и начинает целовать щеки, мокрые виски, опять добирается до шеи, руки его рвут ворот глухого платья так, что ткань трещит от напора…

Не играет он со мной. Не видит смысла сдерживаться, наверняка.

Зачем? Если я уже… То можно все? Любые «игры»? Почему тогда сказал, что до свадьбы нельзя? Почему согласился со мной? Или просто развлекался?

Как с игрушкой?

Зверь останавливается, смотрит опять в мои заплаканные глаза, говорит с досадой:

— Опять плачешь? Со мной в постели женщины плачут только от удовольствия. И ты будешь.

Садится прямо надо мной, удерживая меня ногами, рывком снимает через голову рубашку с традиционным рисунком у ворота.

И я задыхаюсь, глядя на голый, весь заросший черным волосом торс.

Смотреть страшно. Стыдно. Неловко.

Он огромный. Если в одежде мужчина казался просто великаном, то сейчас он выглядит именно так, как и должен выглядеть истинный зверь — пугающе и завораживающе одновременно. Мышцы каменными валунами перекатываются под смуглой кожей, плечи бугрятся мускулами…

Он меня убьет. Просто убьет. Ему даже полностью обнажаться не потребуется для этого.

Меня прямо сейчас сердечный приступ ударит…

— Снимай свою тряпку, — усмехается он, оглядывая меня, — а то раздеру, до свадьбы ходить не в чем будет.

— Какая свадьба после этого? — шепчу я пересохшими губами, а Зверь спокойно отвечает:

— Самая настоящая. Та, что соединит нас. Навсегда.

Руки, настойчивые и грубые, ведут по телу вверх, не особенно торопясь, словно смакуя каждое движение.