Ее мучительный порыв.

Сама в себе, не ждя ответа,

Она встает, дыша огнем…

Так раскаленная комета

Летит невидимым путем.

Декабрь 1921

«В невидимой господней книге…»

Е. Николаевой

В невидимой господней книге

рукой карающей написаны слова…

На всех, на всех — тяжелые вериги,

у каждого душа — мертва…

Мы все идем, не помня и не зная,

знакомых не встречая глаз…

Тоска. Тоска. Она всегда иная

для каждого из нас.

Лишь иногда в любви или обиде

душа засветится огнем,

и вот тогда, любя иль ненавидя,

мы дышим и живем.

Живем и ждем, и молим, молим чуда,

глядя наверх, на миллионы звезд,

и кажется порой, что к нам на миг оттуда

спустился легкий мост.

Пускай душа горит неукротимей;

здесь на земле, все силы расточа,

в небесном горном Иерусалиме

за нас пред образом поставлена свеча.

1921

ИЗ «КНИГИ МЕРТВЫХ»

Горус, светлый сын Изиды,

просветленная душа.

Ты пришел в поля Аменти, —

барка Ра плывет по небу, —

ты достигнул барки Ра.

Ра, плывущий в барке света,

многопламенный владыка,

обрати к нему свой светлый взор.

Как зерно, что Нил питает,

вырастает в тучный колос,

так душа, приявши Бога,

Богоматерью зовется,

из себя рождая Сына —

отпрыск Солнца и Земли.

Ра, плывущий в барке света,

многопламенный владыка,

Нас, земных, благослови.

«Душа разве может быть грубой…»

Душа разве может быть грубой.

Никто не пришел помочь…

Как запекаются губы

В бессонную ночь.

Становятся слабыми руки,

Становишься вся бледна…

Ах, горче не будет муки,

Как ночь без сна.

Дневные стираются грани,

И в темноте не поймешь,

Где злая правда страданий,

Где только ложь…

В висках, до утра не смолкая,

Горячая кровь стучит.

Зачем я стала такая?

Зачем этот стыд?

Когда же исполнятся сроки,

И есть ли предел судьбе?

Как хочется быть жестокой

К самой себе.

«Ты сделай так, чтоб мне сказать „Приемлю…“»

Ты сделай так, чтоб мне сказать «Приемлю,

Как благостный предел, завещанный для всех,

Души, моей души не вспаханную землю

И дикою лозой на ней взошедший грех».

Чтоб не склоняться мне под игом наважденья,

А всей мне, всей гореть во сне и наяву,

На крыльях высоты и в пропасти паденья.

Ты сделай так, чтоб мне сказать: «Живу».

1 января 1922