Не оценил Чибисов ни ее дорогого халата, ни великолепных оранжевых локонов, ни томной бледности ее кукольно-фарфорового лица. Она ждала, когда инженер наденет очки, - ей нечего скрывать от дневного света! Но он только моргал, говорил о жаркой погоде и посматривал в окно, где его ждала машина.

– Не буду вас задерживать, - холодно сказала Ирина Григорьевна. Как-нибудь приезжайте запросто. Всегда рады вас видеть.
– С этими словами она передала ему пакет.

Чибисов облегченно вздохнул и исчез.

Отбирая персики для сегодняшнего десерта, Ирина Григорьевна увидела аккуратно завернутый в бумажку какой-то блестящий камешек. Он лежал сверху значит, попал сюда из пакета, предназначенного Чибисову.

Понимая, что это не случайно, Ирина Григорьевна хотела было тотчас же ему позвонить - кто знает, не собирает ли Чибисов коллекцию камней?
– но одумалась: таким путем она признается, что вскрыла пакет, а это, мягко выражаясь, неэтично.

Полупрозрачный слоистый камешек ей понравился. Она оставила его на туалетном столике, чтоб не забыть: приедет Жора, пусть сам и передаст Чибисову. Так будет удобнее...

– Ах, какой приятный сюрприз!
– воскликнула Ирина Григорьевна, увидев на террасе нового гостя.
– Прошу ко мне. У нас в столовой не убрано.

Столь дружеский прием, когда хозяйка проводит гостя в свою комнату, где бывают лишь самые близкие приятельницы, где примеряются платья и обсуждаются модные фасоны, вызывался опасениями Ирины Григорьевны, что гость заметит некоторые приготовления в столовой и его неудобно будет не пригласить к обеду.

А приглашать Валентина Игнатьевича, солидного ученого и нужного человека, будущего соседа, - он сейчас строит собственную дачу неподалеку, - нельзя было по двум причинам. Во-первых, Ирина Григорьевна на него не рассчитывала, стол будет накрыт на определенное количество персон; во-вторых, по совершенно непонятным причинам, муж терпеть его не мог.

"Ученый спекулянт, мелкий хозяйчик, - говорил Петр Данилович.
– И что ты в нем нашла?"

Вполне возможно - муж ревновал. Ведь нельзя же безнаказанно кокетничать с интересным мужчиной и часто приводить его в пример.

"Да, этот человек сумеет позаботиться о семье. Позавидуешь. Ты, Петр Данилович, понимаешь, что такое собственная дача? Собственная, а не арендованная, как у нас!" - "А тебя что, гонят отсюда?" - "Этого еще не хватало! Я не о себе, о ребенке нужно подумать", - "У Георгия своя голова на плечах. Успеет, заработает".

Ирина Григорьевна прикладывала к глазам платочек. "Бесчувственный эгоист. Вот у Валентина Игнатьевича дети на первом плане..." - Не говори мне об этой лысой обезьяне. Сколько раз просил!" - и Петр Данилович уходил в другую комнату...

Сейчас, когда Валентин Игнатьевич нежно и проникновенно целовал ей руку, Ирина Григорьевна невольно вспомнила о "лысой обезьяне" и позволила себе не согласиться с мужем. Благородная лысина, чуть загорелая, в рамке из черных, как вороново крыло, волос, придавала Валентину Игнатьевичу мужественность и солидность, даже несмотря на его невысокий рост. А глаза! Вот он поднял их, умные, проницательные, от них не скроешься никуда. И что особенно нравилось Ирине Григорьевне - под этим взглядом чувствуешь себя моложе.

Посмотревшись в зеркало, она заметила, как проступил румянец на щеках настоящий, неискусственный, - как задрожали ресницы. Только за одно это, чтобы полюбоваться собой, Ирина Григорьевна готова видеть Валентина Игнатьевича.

– Вы все хорошеете, баловница.

И то, что он говорил с ней, как с девочкой, подчеркивая свою, кстати не такую уж большую, разницу в летах, тоже нравилось Ирине Григорьевне. И его постоянное удивление, как она, еще очень юная, смогла вырастить взрослого сына и дать ему совершенное воспитание, тоже нравилось Ирине Григорьевне и приятно трогало материнское сердце.

– Когда же ваш мальчик приедет?
– спросил Валентин Игнатьевич, усаживаясь на банкетку возле трельяжа красного дерева.
– Ох, уж эта практика! Абсолютно бесполезная затея. Я понимаю, что будущему инженеру это необходимо. Но сын ваш ведь готовится к научной деятельности?

– Ах, и не говорите? Пока еще ничего не известно. Он мечтал в министерство устроиться.

Валентин Игнатьевич сделал скорбную мину.

– Мне неудобно давать советы, но ведь Петр Данилович сам работает в министерстве...

– Об этом я и заикаться боюсь. Муж у меня тюлень, абсолютно беспомощное существо. А так, конечно, мог бы устроить родного сына в каком-нибудь отделе.

– Вы так и остались девочкой, Ирина Григорьевна, - вкрадчиво и смотря ей прямо в глаза, заговорил Валентин Игнатьевич.
– Неужели на опыте своего мужа вы не убедились, что работа в министерстве хоть и почетна, но... ведь все под богом ходим. Сегодня ты начальник, а завтра подчиненный. Не справился с работой, иди в цех. Хорошо, если еще начальником цеха назначат, а то и мастером. Вот тебе и высшее образование... Нет, не хотел бы я такой судьбы своему сыну.