Усевшись рядом на каменный барьер зеркального поля, Павел Иванович и Лида тут же разобрали протоколы наблюдений, рассмотрели анализы - и поняли, что ячейки портились из-за вредных примесей в неоднородной по своему составу пластмассе. По методу Михайличенко можно было легко их определять. Значит, с этой стороны плитам "К-8" опасность не грозила. Правда, впереди ждут еще новые неприятности - тропинка протоптана лишь до половины пути, необходима массовая проверка плит. И Лида это хорошо понимала, хотя и чувствовала, что страшного быть не должно.

– Вы, наверное, догадались, Павел Иванович, что со всеми этими делами, Лида показала на расставленные по полю коробки, - и протоколами наблюдений я не могла справиться одна.

Она перечислила всех своих помощников и рассказала, как трудились они до поздней ночи.

– Ни одного вечера не пропускали. Багрецов, например...

– Он тоже работал?

– Да еще как! Выдумщик. Спорщик ужасный. Но сколько в нем энергии, самоотверженности - на десятерых хватит! Правда, в одном деликатном вопросе мы не поладили, и я этого ему не прощу, а так, если бы не он, то вряд ли мне удалось бы определить вредную примесь.

"Вредная примесь, - подумал Курбатов.
– Рано или поздно - ее нашли. Теперь уже не появится. Гораздо труднее искать ее в человеке". Не умеет этого руководитель лаборатории, не умеет. Совестно за свои ошибки, больно. Ведь Багрецов не пластмассовый, и душа его и стремления чистые. Чего же ты искал в нем? Грязную примесь? Неужели в его юношеской непосредственности, где все на виду, в честной его прямоте могли бы прятаться ложь, клевета, мелкая мстительность? "В чем только я не подозревал его! Не потому ли, что привык видеть, как люди прячут свои чувства, надевают маску равнодушия, когда нужно отстаивать свою правоту с открытым лицом? Как рано некоторые из молодых теряют непосредственность юности!" И тут же спрашивал себя Курбатов: "А не ты ли, друг милый, виновен? Вспомни - как говорил с Багрецовым? Он к тебе с душой нараспашку, с болью, сомнениями, хотел услышать доброе слово, совет старшего. А ты?"

Что-то говорила Лидия Николаевна, показывала таблицы и схемы, где лишь немногие ячейки были перечеркнуты красными крестиками, радовалась изобретательности ребят, которые придумали, как добраться сквозь пластмассу к соединительным полоскам, чтоб не повредить их.

– Не тревожьтесь, Павел Иванович, ни одной не испортили. Сама проверяла. Сейчас принесу последние протоколы.

Павел Иванович смотрел ей вслед отсутствующим взглядом, и было ему как-то не по себе. По всему видно, что к истории с осколком Багрецов непричастен. Почему же ты не извинишься перед ним? И ничего тут нет зазорного, если по ошибке обидел человека. Поблагодарив Бабкина за помощь, Павел Иванович подошел к Вадиму и сказал:

– Вам я тоже очень благодарен. А, кроме того, прошу прощенья. Сознаваться в ошибках трудно, но сейчас я делаю это с радостью. Дайте мне руку.

Вадим несмело протянул ее.

– Хотелось бы сказать "позабудем, что было", но это неправильно. Уроки не забываются. Только не вздумайте изменять своему пути. Прямота - великолепное свойство характера. К сожалению, не все ее ценят. А часто и не понимают, вроде меня.

Багрецов не знал, куда глаза девать. За что его хвалит Павел Иванович? За самую обыкновенную честность, за правду, за то, что он говорил откровенно. "Чудак Павел Иванович. С таким же успехом он мог бы хвалить меня за темные волосы или за высокий рост".

Чтобы скрыть неловкость, Димка засуетился возле коробок с лампочками, приподнимал их, показывал Курбатову проводнички с номерами, убеждал, что ошибки исключены, приглашал взглянуть на доску, где были укреплены вольтметры.

– Смотрите, почти на всех одинаковое напряжение. Только вчера на девятой плите три ячейки давали меньшее. Лидия Николаевна!
– крикнул Вадим.
– Вы уже успели проверить вчерашние ячейки?

Лида подошла и развернула чертежный лист с планом восьмого сектора. Всюду пестрели синие точки работающих ячеек, и лишь кое-где были красные испорченные. Но это не в счет.

– Адова работа!
– взяв лист в руки, с искренним восхищением воскликнул Курбатов.
– Как же вы успели все это сделать за несколько дней?

– А мы по крупинке, как муравьи, - радуясь совсем по-детски, ответил Вадим.
– Помните сказку, где муравьи за одну ночь целую гору крупы перебрали? Вот и мы помогали Лидии Николаевне. Вы оставили ей задание, как нелюбимой падчерице...

– Почему же нелюбимой?
– вырвалось у Павла Ивановича. Он невольно бросил взгляд на Лиду и, заметив, что она смутилась, сказал сурово: - Такого задания я не оставлял. Это вы уж сами придумали.

Делая вид, что заинтересовался чертежом, он закрылся им совсем, чтобы не смотреть на Лиду, но как нарочно, внизу, за краем листа, виднелись ее белые туфельки.

Курбатов резко опустил лист.

– Теперь не летает?
– спросил он, указывая на Димкину шляпу, донышко который было завязано марлей.

– Все это игрушки, пустяки.
– Вадиму не хотелось говорить о шляпе.

Но Бабкин считал, что Димка скромничает понапрасну. Он снял с него шляпу, развязал марлю и стал объяснять: