В этом году девятое мая выпало на Вознесение Господне, но на шашлыки смог приехать только Николай. А Михаил с сожалением сообщил, что у него никак не получится. Потому как именно на этот день у него с Кутайсовым и Засядько назначены очередные пробные стрельбы нового орудия, которое как раз по идеям, каковые Даниил в той записке по артиллерии изложил, и сделали. Стрельбы эти, насколько Данька знал, были уже шестыми, причём все предыдущие ничем хорошим не закончились. Слава богу, в той самой записке бывший майор изложил (ну, насколько помнил) регламент испытаний со всеми требуемыми мерами безопасности. Так что взрывы и разрушения орудий к жертвам среди расчёта и испытателей не привели… По идее, после стольких неудач стоило бы и бросить, но у Мишки доверие к Даниилу было почти абсолютным. Поэтому он упрямо продолжал и продолжал неудачные эксперименты с новыми пушками.

– Значит, со школами дело сдвинулось.

– Вот только что и сказать можно, что сдвинулось, – вздохнул Николай. – Нам не то что тысячи – десятки тысяч школ нужны, а где на них не то что денег, хотя бы учителей взять – непонятно.

– А чего непонятного-то – учить. Создавать новые учительские институты и…

– Не на что. Я ж тебе говорил – денег в казне нет. И так три четверти новых школ открыты на деньги благотворителей и собранные по подписке. Maman расстаралась. Сами бы хрен столько собрали… Слава богу хотя бы набор в Главный педагогический институт удалось расширить более чем в три раза – с тридцати до ста человек в год. Но на этом – всё. Дмитрий Александрович категорически заявил, что денег на новые «эксперименты» в области образования более нет.

– То есть и твоя мечта о новом университете так же побоку?

Николай хмыкнул:

– Э, не-ет… с ним не всё так однозначно. В Екатеринбурге, как ты предлагал, никак его открыть не получается. Уж больно мало там народу живёт. Даже до двадцати тысяч население не дотягивает… Так что мне предложили Гельсингфорс или Варшаву.

– Да ну на хрен! – выпучил глаза бывший майор.

– А чего не так? – удивился Николай. – Князь Голицын настоятельно рекомендует открыть университет в каком-нибудь из этих городов. Чтобы вовлечь инородцев в научную и культурную жизнь империи и усилить государственный аппарат в Царстве Польском или Великом княжестве лояльным чиновничеством.

– Да с какой стати оно будет лояльным-то? – вскинулся Даниил.

– Ну-у-у… у Алексея Николаевича целый проект подготовлен. Я смотрел. Во-первых, преподавание планируется вести на родном языке – польском или финском…

Бывший майор с размаху хлопнул себя по лицу:

– Да твою ж мать! Николай, у вас там совсем народ голову не использует?!

Великий князь тут же вскинулся:

– Даниил, ты, конечно, мой друг и тебе многое позволено, но я бы попросил…

– То есть для школ, в которых преподавание ведётся на русском языке, – у него денег нет, а для университета, где преподавание будет вестись на польском и чухонском, – найдёт? Он хоть понимает, какую бомбу под империю закладывает?

– В смысле? – не понял Николай. – Это же обычная практика – учить студентов на языке, на котором говорят люди в той местности, в которой расположен университет. В Дерптском, например, преподавание ведётся на немецком, а в Виленском – на польском и латыни…

– Ну если вы хотите, чтоб империя распалась, – то так и продолжайте. Потому что массовое высшее образование на национальном языке формирует и расширяет именно национальную элиту. Которая при первой же возможности начнёт строить своё национальное государство, оттяпав от империи не только свои национальные земли, но вообще все, какие только будет возможно. До которых руки дотянутся.

– Формирует? – усмехнулся Николай. – То есть ты хочешь сказать, что пока университета не было – не было и элиты?

– Ну нет, конечно, – слегка смутился Даниил, но затем упрямо вскинул голову. – Была, но-о-о… знаешь, можно сказать так – университет повышает качество старой элиты и резко умножает число новой. Пусть и низовой – тех самых чиновников, таможенников, учителей, полицейских. Кому на самом деле они будут верны, выучившись на национальном языке и проникнувшись национальной историей и культурой? И не будут ли они воспринимать нашу империю как захватчика, растоптавшего их пусть и маленькое, но, несомненно, развитое, достойное и уютное национальное государство… или как минимум саму возможность его создать? России действительно нужно, чтобы на её недавно присоединённых окраинах происходило именно это?

Николай задумался:

– Хм-м… с такой стороны я на это не смотрел. Всегда считалось, что достаточно получить верность аристократии, а остальной народ последует за ней.

– Ну да – аристократия всё зарешает, – фыркнул Даниил. – После французов с их революцией не смешно так думать-то?

Молодой великий князь ожёг его злым взглядом:

– Данька – не забывайся!

– Да молчу уже, – сдал назад бывший майор, но всё-таки не удержался и добавил: – А я бы всё-таки послал в эти ваши Виленский и Дерптский университеты какого ловкого человечка, чтобы тот разузнал, как оно там всё на месте обстоит. Точно лишним не будет…

Николай молча покачал головой:

– Вот всё время так – пока я к тебе ехал, думал вместе порадуемся, а с тобой поговорил – так вся радость прошла напрочь. И что теперь делать прикажешь?

– Да что делать понятно – нужно русские школы и университеты открывать, а не к разным инородцам подлизываться, – пробурчал Даниил. – Но если тебе неприятно, когда я свои мысли высказываю, – так скажи. Буду молчать, шашлыки жарить да кофе заваривать… как раньше.

– Будто ты раньше когда-нибудь молчал, – пробурчал Николай. – Хотя, надо признаться, уважения от тебя, до того как ты дворянином стал да железную дорогу построил, куда больше чувствовалось. А ныне совсем распоясался, – он вздохнул. – Ладно, я вот ещё о чём с тобой поговорить хотел. Ты Николая Никитича Демидова помнишь? От которого к тебе приезжали эти… как их…