И тут мелькнула у Пашки спасительная мысль.

Так-то он эту курицу в перьях видит и слышит, но, спасибо, не чувствует. И если…

Соколов-младший сверкнул глазами и полез в свой анатомический справочник. Наклацал в «состоянии органов чувств» слух. И решительно вырубил его на хер.

Сначала наступило полное, почти физическое блаженство.

Ненавистная деваха в синем комбинезоне продолжала шевелить губами и жестикулировать, но совершенно беззвучно. Пашка победоносно залыбился, почувствовал, как завибрировал телефон, и увидел пуш со львом.

Потом стало ему неуютно. Полное отсутствие звуков было тревожным, давящем. Тишина, которая окутала Пашку, оказалась настолько всеобъемлющей, как не может быть никогда. Он даже шума крови в ушах не слышал, сколько ни напрягай мышцы лица.

Пашка поёжился.

Но треклятая трупачка тоже заглохла вместе со всеми звуками кругом. Пусть на время, но она была нейтрализована.

Пашка встал и дошёл до выключателя. Делать шаги в полной тишине было странно, даже жутко. Нажимать на клавишу и не слышать щелчка — тоже.

Из окна струился слабый свет фонарей. Лиля преградила дорогу к кровати, продолжая разевать рот и тыкать руками, но Пашка решительно скользнул сквозь неё, лёг и закрыл глаза.

Пусть делает что хочет.

Надо подумать. Надо решить эту проблему.

Развеять её продолжало казаться единственным выходом, но ведь у него никак не получится. А если пойти вместе к какой-то её родне? Или к тому водиле?

Но точно же будет нести свою дичь и ничего не услышит.

А Пашке придётся всем вокруг чистить мозги, потому что он явно со стороны будет вести себя неадекватно.

Не, с ней нельзя на улицу.

Но не сидеть же тут теперь всегда глухим с закрытыми глазами?!

Ещё и Островская на его голову! Ну на кой ляд Васин ей растрепал такое?! Она же наверняка схватится за Пашку с новой силой! Ни за что не оставит его особые способности без внимания! Надо избавиться от Лили и как-то двинуть к ней и Васину, почистить им мозги хорошенечко. Но Васину продолжат поступать воробьи и опять выведут его на понимание. И что, блять, удумал Вельзевул? Какой в этом смысл?!

Тишина, ирреальная и почти осязаемая, обволакивала Пашку в какой-то тягучий кокон. Ему и близко не казалось, что сейчас, со всем этим наступившем трешем, реально уснуть. Но он уснул, и довольно быстро. Провалился, словно в мягкую пропасть.

И совсем не видел снов, во всяком случае, таких, которые остались бы в голове и не растаяли.

Пашку разбудило настойчивое потряхивание за плечо. Он открыл глаза, резко и страшно сел и осоловело, с каким-то прямо-таки сакральным ужасом уставился в полной, вездесущей тишине на отступающую от кровати, бесшумно шевеля губами, Другую маму. Пашка попробовал ответить и не услышал своего голоса, хотя горло напряглось. Он так явно, как никогда прежде, почувствовал: от речи, оказывается, вибрируют гланды и маленький язычок между ними, почти щекотно — и очень страшно. Страшно потому, что звука не было.

И от этого безмолвия вокруг, давящего, словно в комнате стало меньше кислорода, волосы встали дыбом по всему телу.

Точно. Глухота! Он же сам включил полную глухоту, чтобы отвязаться на время от Лили!

Пашка проговорил, как он надеялся внятно, что встаёт, и заискал мобилу.

Её нигде не было, и на три леденящие минуты он представил, что останется в плену беззвучия навсегда, сойдёт от него с ума.

Телефон нашёлся между матрасом и стенкой, завалился к основанию кровати.

Звуки комнаты нахлынули, словно горный поток.

Так оглушительно, оказывается, пели за окном птицы, так громко ездили вдали машины и гудели голоса на детской площадке под окном. В спальню долетало тиканье часов из зала, было слышно, как что-то жарится в масле на сковороде в кухне.

Пашка ошалел, замотал головой.

— Выходим через полчаса, — видимо, повторила Другая мама. — Я твой спортивный костюм прогладила. Он в ванной. Одевайся. Гренки на кухне. Серёжа за мясом пошёл, как вернётся, сразу выдвигаемся.

Куда ещё… а, шашлыки. Но он никак не сможет пойти с ними и Лилей, она же неадекватная.

Пашка кивнул матери и опасливо огляделся.

Лили не было. Он слез с постели и, крадучись, пошёл в ванную. Если выскочит откуда-то, придётся ссать через прилогу, мля. Не трясти же перед ней хером.

Но толчок удалось посетить в одиночестве. Пашка умылся, с наслаждением слушая, как вода бьёт по умывальнику струёй. Жить без звуков — это какой-то анриал.

Сказать, что сильное расстройство желудка? Под этим предлогом остаться дома?