Эта война, по крайней мере, для наших противников, еще не заимела женское лицо. Это мы привлекаем женщин. Сестры милосердия, медицинские сестры, есть прачки, есть стряпухи-повара. Вот и диверсантки-разведчицы в наличии.

И нет, я не считаю это злом. Для Отечества же стараемся. Если есть возможность обмануть врага, используя для прикрытия женщину… Я это сделаю. И плевать на всех, кто осудит. Если узнает, конечно, так как наличие в полку женщин скрывается, насколько это возможно.

Информация — это наше все. Без наличия выверенных разведданных нельзя планировать операции. Тем более, что права на ошибку у меня нет. Может кому-то ошибку простят, или же спорный результат сочтут за хороший. От меня ждут чуть ли не шоу. И я должен его дать, чтобы окончательно уверить и своих и противников в том, что там где я, там победа!

Так что только на четвертый день пребывания в Севастополе, мне довелось-таки выйти на передовую и посмотреть на картечницу Лукашова в действии. Случились сложности с ротацией на позициях обороны в связи с тем, что в город прибыл наследник Российского престола. Сняли два полка, на их место поставили три батальона, не полных причем, получалась почти что брешь. И вообще полетела только-только ставшая налаживаться система обороны.

Ударь враг в этот момент, то имел бы… Да никаких шансов он бы не имел, потому что мой корпус заступил на один из участков обороны и… Спровоцировал врага.

— Тра-та-та, — стрекотала картечница.

До нельзя сосредоточенный и серьёзный Лукашов сам крутил рычаг, вращая стволы первого прототипа русского пулемёта.

Два эскадрона казаков, входивших в мой корпус, вышли за пределы наших оборонительных укреплений и неожиданно для врага, атаковали ближайшие вражеские укрепления. Казаки подскакали, постреляли, накидали гранат, убежали. За ними погоня, а тут… Причем сразу сотня стрелков была готова прикрывать, но это не понадобилось.

— Отходят! — сообщил Тарас, так же, как и я, смотрящий в бинокль за действиями противника.

Зуавы, эти темнокожие французы, именно их послали преследовать наглых казаков, ну и провести заодно разведку боем, прошупать на одном участке нашу оборону. Мне стоило немалых трудов убедить командование дать возможность испытать картечницу Лукашова именно в боевых условиях.

И в тот момент, когда русские солдаты и офицеры, контролирующие ближайшие участки обороны, с напряжением ожидали ускорения французской атаки, направляя в основном гладкоствольное оружие в сторону врага, картечница уже работала.

Она, вернее сразу три пулемета била ненамного, но всё же дальше, чем те ружья, которыми были вооружены русские солдаты. Учитывая то, насколько выходила плотность огня сразу трёх работающих картечниц, прямо сейчас мы заменили два стрелковых батальона.

Я знал, что в иной реальности картечница Гатлинга могла выдавать до тысячи выстрелов в минуту. Подобного результата мы добиться пока не смогли, но и те шестьсот выстрелов — это стена перед наступающими порядками противника. И сейчас противник, начиная наступление узким фронтом, колоннами, получил неприемлемый урон и откатился.

И вот честно… Лучше бы наступали светлокожие французы. Неприятно как-то устраивать геноцид зуавам, будто я злостный расист. Но, ведь вынудили.

— Мда! — многозначительно произнёс Владимир Алексеевич Корнилов.

Несмотря на ажиотаж, связанный с приездом наследника Российского престола, ну после уговоров Нахимова, начальник штаба Черноморского флота нашел время и пришел посмотреть. Он скептически отнёсся ко всем моим новинкам, может быть, кроме пушек, которые уже не столь новинка, а испробованы в бою. И теперь вице-адмирал, пришедший на участок, где планировалась атака противника, пребывал в задумчивости.

— А ведь подобное оружие можно установить и на кораблях, — установившееся молчание нарушил Павел Степанович Нахимов.

И всё-то морякам устанавливай на корабли! Впрочем, до сих пор ещё никто не отказывался от абордажного боя, поэтому наличие трёх-четырёх картечниц на любом корабле — это большое преимущество.

— Через час я ожидаю вас в штабе. Нам нужно многое обсудить. Не учитывать ваши новинки в обороне города нельзя. Это преступно. Прошу простить меня за прошлое недоверие! — произнёс Корнилов и протянул мне руку, которую я незамедлительно пожал.

Что ж, видимо, часть стены недопонимания мне удалось пробить.

А еще через день, наконец, состоялся Военный Совет, на котором вроде бы как должны были определять и тактические и стратегические задачи. Должны, однако, не значит, что решались.

«Средний надой одной коровы… Поголовье свиней увеличилось… Средний размер груди доярки так же увеличился!» — вот такое мне слышалось на Военном Совете, где я имел честь присутствовать. На самом деле, как будто бы находился на каком-то партийном собрании или же отчётном собрании о достижениях колхоза.