— Бах-бах-бах! — вновь отработали стрелки.

Группа английских солдат с двумя офицерами приблизилась на расстояние менее четырёхсот метров в своей погоне за Елисеем. А это расстояние… Нет уже больше тех отчаянных англичан.

— Почему ослушался приказа и стал тащить двоих? — вместо слов восхищения или благодарности я начал отчитывать Елисея.

— Ваше превосходительство, был дан приказ взять главного английского офицера. Вот он, — Елисей указал в сторону английского полковника. — Но этот английский офицер только сопровождал другого господина. Я не понял, кто из них главный. Так что я посчитал нужным взять обоих. Готов понести любое справедливое наказание.

Всё же молодость в Елисее ещё имеется. Вот сейчас он несколько перегнул палку. Чувствует себя победителем и даже какой-то вызов что ли бросил мне. Ну ничего, с ним мы и потом поговорим, не обсуждать же свои внутренние вопросы в присутствии различного рода офицеров, которые всё ещё охают, ахают и выражают крайнюю степень скептицизма. Мол, только божественное проведение виновато в том, что все удалось. А так… Безрассудство чистой воды, а не успешные действия. Но… завидуют!

— Представьтесь! — подошёл я к тому самому неизвестному англичанину.

Его можно было бы спутать с английским офицером, вот только не было никаких знаков отличия. А костюм, который был на мужчине, скорее стилизован под армейский, чем армейским является. Да и сразу видно, что человек не бедный передо мной: отличная ткань, золотые пуговицы, шёлковая рубаха с серебряной вышивкой.

— Вы не имеете права со мной обращаться как с военным. Я известнейший репортёр…

— Мы можем вам оказать медицинскую помощь и не будем обращаться с вами как с пленным. На посмотрите, сэр на правду, я вам ее покажу! — сказал я и повернулся к Нахимову.

— Вот так мы умеем воевать, — сказал я вице-адмиралу.

— Так, как вы говорите вас зовут? — спросил я у раненого в ногу мужика.

— Моя фамилия Говард. Я журналист «Times», — горделиво отвечал мне пленник на своем родном языке.

— Мистер Говард, а вы владеете русским языком? — спросил я журналиста.

— Нет, к сожалению, — ответил мне журналист.

Вопрос о знании русского языка был задан лишь только для того, чтобы я мог спокойно обратиться к Елисею. Впрочем, если Говард и солгал, то озвучивать государственные тайны рядом с ним я не собирался.

— Ты как в этом мужике смог увидеть кого-то важного? — спрашивал я своего подчинённого.

Дело в том, что, пусть и ткань дорогая, пуговицы золотые, однако назвать Елисея ценителем моды и знатоком, что отличит золото от золотой краски, нельзя. В остальном же журналист был похож, скорее, на русского мужика, чем на рыцаря пера. Густая, причём, нечёсаная борода, длинные, также не особо ухоженные волосы. И где тут рассмотреть в мужике журналиста? И сапоги… В лучшем случае в России такие могут носить купцы-однолавочники, только встающие на путь коммерции.

— Так они пробовали его защищать, — Елисей указал в сторону английского полковника.

— Господин генерал-майор, может, вы уже доложитесь мне, а после будете переговаривать со своими солдатами? — сказал Нахимов.

Признаться, я был без понятия, почему произошла такая резкая смена настроения у вице-адмирала. Вроде бы, напротив, должен радоваться тому, как тут, с кондачка была проведена операция и в руках русского командира, сто есть у него, уже целый полковник. Это, если не учитывать журналиста, которого, скорее всего, придётся отпускать. Возможен обмен на русских офицеров.

А еще, Нахимов оказался не сказать, что сильно благодарным мне человеком. Мы-то уже были представлены. Общались и ранее. Хотя… Я, наверное, слишком многого хочу. Как тот ребенок, что за каждый свой поступок, пусть и обязательный, но хороший, ждет похвалы. Вот и для меня идти к победе обязательно, но стоит ли ждать после каждого поступка благодарности?

— Мы можем отойти с вами в сторону? — спросил я у Павла Степановича, не желая выяснять причины перепадов настроения командующего в присутствии подчинённых.

— Вы понимаете, что журналиста мы должны будем отпустить, и что он напишет английской газетенке? — своим вопросом Нахимов дал мне понять, почему он злится.

— А разве же они, журналисты английские, как и французские, не поливают нынче грязью нашу страну и нашего государя? — задал я встречный вопрос.

— Наше командование весьма чувствительно ко многим статьям, что выходят за границей, — пояснил мне Нахимов.

Я не стал высказываться на эту тему. Желания адмирала Александра Сергеевича Меньшикова для меня не особо весомы. Да и самого Александра Сергеевича здесь нет, поэтому решение принимать не ему. Кроме того, журналиста мы конечно отпустим. Вот, только я имел немалое желание пообщаться с ним.