Шрифт:
— Вы что-то хотели, князь?
— Хотел. граф. Оставьте в покое барона Мечникова, граф. Он интересный собеседник и скрашивает наше прискорбное пребывание тут. У вас достаточно швали… — небрежно махнул рукой в сторону подчинённых это хмырь…
И улетел после ощутимой оплеухи в наглую рожу.
— Единственная шваль тут, князь, это вы. Получивший второе повышение в звании за месяц, не проведя ни одной боевой операции, — любезно сообщил я.
— Дуэль, скотина! — прошипел Ыблан, сплюнув кровью.
— Если будет время. Ступайте, князь. Ваше общество мне отменно омерзительно, — через губу сообщил я.
Ыблан буквально укатился в направлении базы, а ко мне подошли подчинённые.
— Граф, князь Оглы — весьма родовит, имеет связи. И известный забияка…
— Я в курсе, — похлопал я по визору. — Командирский канал, — пояснил я. — И мне совершенно плевать на его род, связи, и личные качества.
— Ждите дуэли, граф…
— А что её ждать? — хмыкнул я.
Дело в том, что от базы в нашем направлении двигался Ыблан в компании унтер-офицера. Не дворянского ополчения, а имперского — непременного наблюдателя в дуэлях на службе.
— Господин хорунжий Мехов, — начал, подойдя к нам этот унтер. — Есаул Оглы заявляет о своем праве, в ответ на ущемление чести, вызвать нас на дуэль.
— Не заметил в есауле чести, — хмыкнул я.
— Понятно. Вопрос примирения? — оба мы покачали головами. — Извольте снять боевой доспех. господин граф. Есаул настаивает на немедленной сатисфакции.
— А он артефакты снять не желает? — хмыкнул я.
— Ты — менталист! — буквально сплюнул Ыблан.
— Господи есаул желает оставить защитные артефакты, в связи с особенностью вашего Дара.
— А я желаю оставить доспех, — оскалился я. — Это личное оружие.
— И всё же я настаиваю…
— Продажная шваль, — перебил я. — Можешь выйти на дуэль за мои слова. Хоругвь! Внимательно смотрите, возможно придётся давать показания.
Вызывать меня унтер не стал, хотя делал страшное лицо… На которое мне плевать. «Да», дуэль с менталистом действительно содержала в кодексе «поблажки». Но, при этом, «раздевать» менталиста перед боем — это уже не просто «подыгрыш» противнику. А именно продажность, что я унтеру и сказал.
— Напоминаю, господа: убийство на дуэли во время войны — преступление. Убийцу ждёт трибунал, — выдал унтер. — Начинайте!
Ыблан пригнулся… выхватил пистолет и застрочил по мне! Видимо для него «трибунала» не существовало. Впрочем, доспех был не единственным моим средством защиты, так что пули просто повисли в воздухе, опав на землю. Ыблан судорожно стал менять магазин, оря:
— У него артефакт работает! Колдун!
Имея в виду то, что часть его пуль были «противоэфирными». Ну а что я укрыт техническим щитом — мозгов понять ему не хватило. Впрочем, это его проблемы, хмыкнул я, вытаскивая пистолет.
— Я твою маму имел, колдун! — выругался Ыблан.
— Сообщи об этом Мечникову, — хмыкнул я, выпуская три пули: в ступню, колено и подставленную из-за разворота от попадания жопу.
Артефактная защита вспыхнула почти нестерпимым светом… что не остановило пули. И Ыблан завывая повалился на землю.
— Я жду, — сообщил я унтеру.
— Шайтан… сука! — завывал Ыблан на земле.
— А ты заткнись, у тебя ещё есть целые конечности, — бросил я этому типу. — Унтер, я не слышу оглашения победителя. Или мне продолжить?
— Что у вас за пули?!
— Не ваше дело. Формат дуэли с «тем, что на поединщиках» и без того нарушен ВАМИ в мой адрес. Кто победитель?!
— Вы… граф. Я вызываю медиков.
— Вызывайте. И помните — у меня одиннадцать благородных очевидцев, — хмыкнул я.
Впрочем, вызывать военных жандармов унтер не стал — на это ума ему хватило. Ыблана забрали медики, а наша хоругвь направилась в казарму.
А я задумался на тему того, что что-то серьёзно не так в Империи. Потому что всяко бывало… Но если в воюющей армии творится такое — это уже не звоночек, а гонг…
Впрочем, пусть этим занимаются те, кому положено. Я и без того отдаю Империи намного больше, чем ей должен. И раньше, и сейчас.
А завтра нас ждёт задание… с которым я ещё не познакомился, хмыкнул я, хлопая по карману с конвертом.
Глава 2
Канцелярия управления Имперским Благочинием Приморской Губернии, Владивосток
Премьер-майор Имперского Благочиния задумчиво разглядывал уже третий рапорт. Все три касались одного вольноопределяющегося Дворянского Ополчения, и все три подразумевали единственный вердикт: дезертирство. Времена, когда за одно подобное слово могли обезглавить, давно прошли, но даже сейчас аристократу, а тем более — дворянину подобное обвинение могло принести массу неприятностей… Да и казнь, если суд докажет злое умышление против Империи.