– Поторопись же, – шикнул на нее юноша. И затем рассеянно улыбнулся Гвин, не размыкая губ.

Служанка сделала реверанс и скрылась за одной из дверей. Видимо, направилась в кухню.

Гвин проводила ее задумчивым взглядом. Было в этой Вельге нечто такое, что раздражало ее. Нечто привлекающее внимание неуловимым, но крайне неприятным образом.

Она окинула взором холл. Типичная обстановка провинциальной усадьбы: резная мебель из темного дерева, вазоны с цветами, пара мрачноватых картин в простенках меж наглухо зашторенными окнами. И еще ковры, повсюду.

Пахло сдобой с кухни и, кажется, куриным супом.

Ничего подозрительного, кроме неприветливой служанки. Похоже, она – единственная прислуга, кто остался в этот час в доме подле молодого хозяина, возможно, неспроста. И Гвин помешала им.

– Я приехала разобраться с гремлином, милорд, – адептка повернулась к взволнованному хозяину.

– Ну, право же! – Юноша всплеснул руками. – Не прямо же с дороги пускаться на охоту! Уж на что в моем роду были заядлые звероловы, и те не спешили за добычей сломя голову. Отужинайте со мной, прошу вас, за трапезой я вам все расскажу. Отдохнете сегодня. Я велю Вельге подготовить для вас комнату. Завтра покажу вам места, где этот негодник портит нам жизнь, а там уж решите, как будете его ловить. Пройдемте к столу, будьте моей гостьей сегодня. Признаюсь вам, у меня ужасно редко бывают посетители.

Он вновь смущенно улыбнулся.

– Хорошо, – нехотя согласилась Гвин.

И радостный Руаль Ратенхайт тотчас заторопился отвести прелестную гостью в столовую.

Это оказалась довольно просторная комната, примыкающая к холлу прямо за лестницей. Помещение также служило гостиной. Еще одна лестница вела оттуда на галерею второго этажа. Там, за толстыми перилами по всему периметру комнаты виднелись массивные резные двери, за которыми, вероятно, скрывались спальни и хозяйские кабинеты. Выходило, что в столовую можно было попасть напрямую из любой комнаты. Или, сидя за трапезой, видеть всех, кто поднимался к себе в покои.

Посреди комнаты с потолка на тяжелых цепях свисала массивная черная люстра, украшенная оленьими рогами, но ни одна свеча на ней не горела. Зажжены были лишь три медных канделябра на длинном овальном столе, да в дальнем конце комнаты весело потрескивал камин. Там же стояли два кресла с высокими спинками, обитые звериными шкурами.

Вдоль стен расположились низкие диваны. А еще повсюду красовались охотничьи трофеи: бесконечные рога разных форм и размеров. Они явно соперничали по количеству с семейными портретами рода Ратенхайтов, кои занимали все простенки меж дверями на втором этаже. Пол же устилали шкуры и ковры, такие густые и мягкие, что на них было жаль наступать в уличной обуви.

Сквозь небольшие оконца под самым потолком проникал рассеянный вечерний свет. Сумерки снаружи и внутри становились все гуще.

– Прошу, госпожа Гвинейн, – молодой лендлорд услужливо отодвинул стул с высокой ажурной спинкой по правую руку от своего места.

– Благодарю, милорд, – Гвин грациозно опустилась на него. Дорожную сумку она положила прямо на пол у ног и сверху пристроила свой топорик.

Сервировка стола вызвала в девушке невольную жалость к Руалю Ратенхайту.

Маленькая фарфоровая супница с синими цветами на крышке. Теплые лепешки на круглой деревянной доске. Одна глубокая тарелка с таким же цветочным узором. Простые приборы. Пустой бокал. Ажурная салфетка возле тарелки, и больше ничего. Натюрморт одиночества как оно есть. Если между лордом и неприветливой служанкой что-то и было, они явно не планировали романтический ужин.

– Я живу один и питаюсь весьма аскетично, – будто извиняясь, сказал Руаль с очередной смущенной улыбкой. – Не ждал гостей из Идариса сегодня. Даже предположить не мог, что адепта пришлют так скоро, – он занял свое место за столом и торопливо поправил себя: – Адептку. Да еще столь очаровательную, как вы, госпожа Гвинейн.

Гвин вздохнула.

– Оставьте комплименты, милорд, не трудитесь. Я на работе, – она сплела пальцы в замок перед собой. – Расскажите лучше про вашего гремлина.

Лорд Ратенхайт усмехнулся, заправил волосы за ухо.

– Вижу, вы крайне профессиональны для своего возраста, леди Гвинейн, – юноша потупил взор. – А я так надеялся на приятную беседу за ужином.

С протяжным скрипом отворилась маленькая дверца в стене, ведущая напрямую в кухню. В столовую вошла сердитая Вельга с подносом в руках. Она быстро подошла к сидящей за столом паре и порывистыми движениями поставила перед гостьей еще одну глубокую тарелку, положила салфетку и столовые приборы, со стуком поставила бокал. Будь ее воля, она бы швырнула все это рыжей адептке в лицо – тут уж к гадалке не ходи.

Более сдержанно строптивая служанка обошлась с откупоренной бутылкой из зеленого стекла, такого темного, что содержимого не было видно вовсе. Поставив поднос на край стола, она разлила рубиновое вино по бокалам.

Дивный аромат карамели и винограда поплыл по комнате, такой чарующий и богатый, что ноздри Гвин невольно дрогнули. И лорд Ратенхайт заметил это.

– Одно из лучших наших вин, – пояснил он с гордостью в голосе. – Рецепт моего прадеда. Наша семейная реликвия, так сказать. Не для всех.