Юноша больше не скрывал восторга. Он сплел пальцы перед лицом и подался вперед. Его губы разошлись в широкой безумной улыбке, обнажая острые клыки. Белые и абсолютно хищные.

Заскрипели ступени. Кто-то неторопливо спустился со второго этажа и подошел к сидящим вплотную. Повеяло холодом.

– Действительно хороша, – подтвердил мужской голос.

С огромным трудом Гвин удалось повернуть голову, борясь с дурманом в ее жилах. Она бы вскрикнула от увиденного, если бы могла.

Перед ней стоял Атран Ратенхайт. Такой же, как на портрете.

Не видение, порожденное духотой, не обман света и тени – реальность.

«Погибший» брат лендлорда оказался вполне себе жив.

А Гвин почувствовала себя мухой в паучьих тенетах. Она, адептка из Идариса, попалась, как маленькая глупая девочка. Потеряла бдительность. Позволила запудрить себе мозги деревенской болтовней.

Паника накатила волной. Эта паника могла спасти ее и привести в чувство хоть немного. Но все свои вещи, включая оружие, Гвин, как последняя дура, оставила возле стола. И теперь между ней и заветным топором стоял оживший мертвец с картины.

Нужно было действовать быстро. Вспомнить заклятие. Хоть одно, хоть какое-то. Но почему же в голову не идет ничего, кроме сна?

Девушка дернулась в попытке пошевелиться, сбила локтем бокал. Тот опрокинулся и полетел на ковры, но никто даже и не заметил.

Атран Ратенхайт поймал Гвинейн за подбородок холодными пальцами. Он медленно наклонился к ней, приблизив лицо вплотную к ее лицу. А дальше произошло самое ужасное.

Его язык медленно прошелся по щеке адептки снизу вверх, от подбородка до скулы.

В месте прикосновения кожу обожгло. Сердце девушки забилось в ребра от ужаса, а глаза широко распахнулись. Но лишь на мгновение. Потому как после со всех сторон ее обступила тьма.

Последнее, что Гвин услышала до того, как потерять сознание, были слова Атрана Ратенхайта. Слова, от которых ее охватило немое отчаяние. Понимание того, в какие неприятности она угодила.

– Ты прав, брат. Невероятная кровь. Из нее выйдет восхитительная брокса.

Капала вода. Капли стучали по камню размеренно, монотонно. Звук раздражал – он не давал забыться глубоким сном, о котором так молило все тело. Каждую мышцу саднило, будто накануне Гвинейн пробежала вокруг Идариса десять кругов, а потом подралась с пьяными грузчиками в порту. Похоже, в драке ей разбили губу, иначе откуда этот привкус крови во рту? Такое могло бы случиться, вероятно, а все прочее было лишь ночным кошмаром. Заказ на гремлина в Аэвире. Поместье на склоне горы. Молодой лорд со странными глазами. Его умерший брат с картины. Куриная лапша. И вино, такое ароматное и приторное. Что было в том вине? Какой-то наркотик? Но лорд тоже пил вместе с ней. Или в супе? Но ведь и его он тоже ел. Как же тогда… Так это был не сон?

Гвин застонала, с трудом разлепила тяжелые веки. Глаза едва фокусировались, но она обязана была собраться как можно скорее, чтобы понять, где она и как отсюда выбраться.

Спина затекла от долгой неподвижности. Правая рука, поднятая вверх, болела. Болели и ноги, которыми девушка не могла пошевелить. Она дернулась в попытке освободиться и едва сдержалась, чтобы не закричать от острой вспышки этой боли.

Лишь немного отдышавшись и подождав, пока прояснится в глазах, адептка смогла оглядеться.

Она очутилась в сыром подвале, что походил на шахту. По его бугристым стенам густо расползалась скользкая синяя плесень. По ней и стекала вода, что капала тут и там и просачивалась в трещины в полу. Под потолком метрах в пяти от пола было узенькое окно с железной решеткой. Сквозь него проникал тусклый свет. Единственным путем к спасению оставалась дверь в противоположной стене, очевидно, запертая снаружи. Только проверить этого Гвин пока не могла.

Девушка сидела на голом полу, прислонившись к холодной скользкой стене. И правая рука затекла неспроста – она оказалась прочно прикована высоко над головой железным наручем с грубыми краями, которые больно впивались в кожу. Ноги же оказались заключены в колодки так, чтобы нельзя было не то что подняться, но даже колени согнуть.

Гвин попыталась привстать, дотянуться свободной левой рукой до замка на правой. В глазах снова потемнело от усилия, тошнота подкатила к горлу.

Звенья цепи, которой она была скована, загремели предательски громко.

И тогда адептка увидела многочисленные проколы, что запекшимися ранками покрывали ее левую руку от кисти до локтя. Методичные частые укусы. Следы клыков.

Гвинейн торопливо ощупала себя и обнаружила такие же укусы на шее под слипшимися волосами и на другой руке. Лицо было целым, но на губах засохла кровь. Не ее, чужая. Она отзывалась во рту привкусом железа с приторно-сладкими нотками, точь-в-точь как то проклятое вино, которым ее угощал лендлорд.