Шрифт:
– Почему ты?!
– Потому что ты не очень хорошо разговаривала. Так что все нормально с твоей работой и Мымрой Мерзопакостной. Не переживай, – твою мать. Я еще и так называла при нем свою заведующую? – И, кстати, про твое «никто и не узнает». Твоя начальница уже знает, что ты замужем, – О, Господи… – Я как муж был обязан предупредить о болезни своей супруги и потери ее голоса.
– Мамочки… А кто еще знает?
– Угадай.
О, нет. Нет! Ну все, если он не врет и бабушка знает, то мне реально кранты.
***
Испытываю какое-то нереальное наслаждение, видя напряженное лицо Мальвины. Демонстративно ухожу к дому, не оглядываясь назад. Надо разобраться, где ее трусы. Учитывая, что в дом я ее точно нес, когда они были в ее руке, надо искать не на улице.
Если бы я не нажрался на ночь в одиночку, то сейчас бы не было необходимости напрягать память. А ведь я и не планировал напиваться. Быть в легком дурмане да. Но в контролируемом дурмане.
Захожу в комнату и залезаю под кровать. Трусов нет. И в другой комнате тоже нет. Сам не понял, зачем посмотрел наверх. А вот и трусы на люстре. Достаю ее белье и подхожу к окну. Мучайся, мучайся, зараза. Не только же мне одному.
Угораздило же влюбиться в эту стерву. Самого подташнивает от этой мысли. Одно дело симпатия и желание. Другое – творить дичь, инициатором которой явился я, причем почти трезвым. А как это еще можно объяснить, если не херней под названием «влюбился в фашистку?» Вот оно мне надо?
Ладно, кого я обманываю, не назови она меня чужим именем в самый неподходящий момент, сейчас бы эта зараза была как и полагается оттраханной и счастливой вместе со мной. Дело бы точно не закончилось на облизывании ее тела от липкого шампанского и годовым обменом слюней. Точнее поцелуях.
Удивительно, как она не заметила свои опухшие губы. Хотя, как она их заметит с такими-то усами? Усмехаюсь в голос, осознавая, что окончательно двинулся башкой, раз сотворил такую дичь. Хотя, если призадуматься, она проиграла, а я снова выполнил одно из своих желаний. Ну, подумаешь, когда она спала. Усы, несмываемые водой, в обмен на «Саша, давай. И пусть у тебя только не встанет» – очень даже равноценный обмен «подарками».
А ведь я не злопамятный. Совсем. Все просто и банально. Я неудовлетворен. Потому что хочу взаимности. Хрен разберешь, что в голове у этой фашистки. Фашистки, которая в данный момент выглядит как маленький потерянный ребенок, не зная куда примкнуть свою аппетитную задницу. Почему-то факт беспомощности этой заразы меня не только веселит, но и радует. Не все же самой делать.
Ладно, кто как не муж будет помогать своей жене? Ржу как ненормальный, понимая, что пошел на брак пусть и спонтанно, но вполне себе осознанно. Уж кто был пьяный так это Аля, а не я. Удивительно, как только тетка согласилась нас расписать, видя, насколько бухая Аля. Так, еще же и справку надо достать. Весело. Хотя, с возможностями Адольфовны, это несложно.
Но сейчас будет невесело, когда эта бестолочь, в платье, едва прикрываемом задницу, обоссытся в поисках лучших кустов. Выхожу на улицу и беру со скамейки снятую с нее простыню.
– Что такое, моя дорогая жена? Все никак не можешь найти подходящий куст? Садись в любой, главное не на розы.
– Я не могу, – чуть ли не плача произносит Аля, топая босой ногой по земле. – Тут везде могут быть клещи. Не хочу, чтобы они ко мне забрались…туда.
– Ну, хоть кто-то, кроме пауков должен забраться к тебе туда.
– Пауков?! У меня в трусах был паук?!
– Не паук, а паутина от редкого использования всего, что находится в трусах. Я пока паутину снимал, думал, сплету тебе из нее пуховый платок. Но все нормально в итоге, проход открыт и на платок не хватило.
– Ну ты и…, – замах руки, но я ее ловлю.
– Почитай мужа своего, не поднимай руку на него. Не возражай и не перечь. Не говори ничего такого, что задевало его. Если будешь обращаться с ним как с царем, то и он будет относиться к тебе как к царице.
– Царь, а ты не охренел ли?
– Пока нет, царица. И не бойся клещей, они таких как ты сосать не будут. Иди вот туда и делай свои дела.
– Ну я не могу тут. Здесь все смотрят.
– Кто все?
– Курицы. Птицы. Вон дома. Кто-нибудь да обязательно посмотрит в окно и заснимет это. А у меня платье короткое, у меня все будет видно!
– Ну вот в следующий раз будешь слушать мужа своего. Сказал, надеть платье длиннее, значит, наденешь. Пойдем, прикрою тебя простыней. Смотреть под нее не буду, волосами твоими оставшимися клянусь.
Видимо, держаться у нее сил больше нет, раз не отвечает на мой очередной троллинг. Отвожу как ребенка к самому укромному уголку и фактически нажимаю на плечи, дабы убедить эту бестолочь наконец присесть. Накрываю простыней.
– Давай, Мальвеночек. Никто не видит. Ты в домике.
– Черт, это сложнее, чем я думала.