Я никогда не спаивал женщин. На черта, если и без алкашки в руки идут. Но тут четко понимаю, что Алю придется хорошенько подпоить, чтобы все сдвинулось с места.

– В самое мурчало.

– Чего?

– Кайфую от твоей груди, вот чего. Замечательный ракурс. Дашь все-таки потрогать?

– Ну ты и придурок, – шепчет Аля, едва заметно улыбнувшись. А затем резко отворачивается к окну.

Здесь тоже отличный ракурс. Кладу руку на ее талию и прижимаю к себе. Я напоминаю себе кота, который трется о свою хозяйку.

– Я похожа на шерсть?

– Только ты можешь такое ляпнуть, когда у мужика на тебя стояк.

– Я тебе вопрос задала.

– Нет, ты не похожа на шерсть.

– Ну так, если я не похожа на шерсть, так какой смысл твоей эбонитовой палочке об меня тереться? Не эбонет, Костик.

Резко разворачивается, убирая мою руку со своей талии. А затем делает шаг в сторону и ловко садится на освободившееся место. Я же уже как верный пес следую за ней. Всю дорогу едем молча, я весь в ее груди, Адольфовна в загрузе.

– Предлагаю пойти ко мне и напиться, – выдаю я, когда мы заходим в подъезд.

– И не надейся. Пить я с тобой не буду.

– Ну давай хоть покормлю тебя в счет потерянного корпоратива.

– Обойдусь. Да твою мать! – вскрикивает Аля, как только мы доходим до нашего этажа. На ее коврике…кучка. – Прекрасное завершение этого гребаного дня! Сейчас же убирай.

– А чего это я должен делать? Это не мой Артемон. Я его не выпускал, – вполне серьезно произношу я. Правда, с большой вероятностью, это мог сделать дед. – Может, это кто-то из твоих обиженных пациентов.

– Ну да, пришел и насрал мне под дверь кошачьими какашками. Так, ладно. Убери, пожалуйста.

– Что?

– Дерьмо. По-дружески.

– Не настолько уж у нас сильная дружба, Мальвеночек.

– Ну, пожалуйста. Если уберешь, я пойду к тебе и напьемся.

– С этого и надо было начинать, подруженька.

Беру ее коврик и вытряхиваю на лестницу.

– Костя, блин!

– Ну это не мой кот. Почему я должен убирать за чужим? Мы за что уборщице платим? Куда собралась?

– К себе домой. Проход отрыт!

– Да прям щас, – хватаю ее за руку и тяну на себя. – Обещала, значит, дуй ко мне.

– Дуть к Вдуеву так себе идея.

– Это отличнейшая идея. Давай, мегера моя ненаглядная.

***

Разомлела и подобрела, а всего-то навернула тарелку жареной картошки. Вот только коньяк Адольфовну почему-то не очень-то и берет.

– Думаешь, я не знаю, что ты делаешь?

– Что?

– Спаиваешь меня. Я не пересплю с тобой, даже если выжру три литра водки, Костенька, – откинувшись на спинку дивана, вещает эта маленькая стерва.

– Почему?

– Потому что секс все только усложнит.

– Думаю, ты слишком давно им не занималась, поэтому и забыла, что там нет ничего сложного.

– Ты залезешь ко мне в трусы только после свадьбы.

– Всего-то? Ну тогда пошли в ЗАГС.

– Я не договорила, а замуж я не хочу. Так что никогда не залезешь.

– Никогда не говори никогда.

– Если твой кот на меня нападет, я отобью тебе яйца. Будь добр, убери его от меня.

– Он не нападет.

– Если запрешь его в комнате, дам потрогать ногу.

– Ногу она мне даст потрогать. Ладно, согласен. Артемон, за мной.

Кот у меня на редкость умный, только какого-то хрена реально невзлюбил Адольфовну.

– Тебе придется ее полюбить, усатый. Иначе, останешься жить с дедом. Усек?

Не усек. Еще и обиделся за то, что закрыл его в комнате.

По возвращению я скорее ожидал увидеть пустую комнату, но точно не то, что Аля заснет на моем диване. Не так я себе представлял завершение дня. Совершенно не так. Беру плед и накрываю им Алю.

Еще полчаса неотрывно пялюсь на спящую Адольфовну, а затем сам вырубаюсь в кресле.

Просыпаюсь резко, как будто от какого-то толчка. Вот только меня никто не трогает. Правда, смотрит на меня Аля так, словно прожигает во мне дыру. Если бы не включённый торшер, я бы не увидел, как блестят ее глаза. Пьяные. А в руке бокал с коньяком. И, судя по бутылке, хорошо деточка попила, пока я спал. Да ты ж моя радость. И подпаивать не пришлось. Перевожу взгляд на часы. Шесть утра.

– Не злой, даже добрый. Рукастый. Симпатичный с хорошим телом и зарплатой. Почему ты развелся?