Мяч взлетел в воздух, и я настолько качественно «не промазал», что мячик свободно пролетел за спину соперника, не забыв удариться об угол корта.

— Эйс! 15–0!

Не ожидавший такого мощного начала Энди раздраженно махнул ракеткой. Мы с тренером Ло хорошо подготовились, вычленив из записей игр англичанина его главную слабость — он легко впадает в гнев. Эта же черта характера, как ни странно, придает ему сил — вот сейчас он настолько ярко пылает желанием наказать меня за «эйс», что готов оставить на корте всего себя. Подаём второй раз.

«Халявы» не обломилось — Мюррей был готов, и отбил подачу форхендом. Я ответил тем же, затем он повторил. Повторил и я. Третий свой мячик Энди решил «закрутить», но благодаря длинным ногам я успел отбить бэкхендом, не забыв «подкрутить» мяч в ответ. Повезло — Мюррей не угадал с направлением отскока.

— 30–0!

Сказать, что трибуны ликующе взревели, значит ничего не сказать — такого ажиотажа не ожидал даже вроде бы привычный я. Только вдуматься в эти слова — «китаец играет в финале Чайна Опен». Еще пару недель назад, если бы кто-то заявил, что так будет, ему бы никто не поверил, но гляди-ка — откуда ни возьмись появился Ван Ван, и вот мы здесь, в прямом эфире, который транслируется по китайскому аналогу Первого канала. «Мам, я в телевизоре» вышло на новый уровень — сотни миллионов соотечественников сейчас болеют за меня всем сердцем, заодно напитывая соцсетки свежей кровью.

Соперник решил, что в проблемах первых двух розыгрышей виновата его ракетка, и сменил ее на другую. Пренебрежительно подумав «что тебе мешает, бездарный танцор?», я подал в третий раз, и тут же поплатился за излишнюю самонадеянность — на третьем раунде обмена ударами я не достал до мячика пару миллиметров.

— 30–15!

Трибуны издали разочарованный гул. Все, нафиг, концентрация на максимум — мне и своего огорчения хватает, не надо под руку гудеть! Увы, соперник настроя терять не собирался, и через долгий «розыгрыш» в восемь обменов мячом сопернику удалось сравнять счет. Мюррей успокоился, и на его роже появилась столь же надменная улыбка, как в начале.

«Доколе?!» — взревело что-то внутри меня.

Доколе я буду проигрывать первый гейм?! Это что, проклятие?! Ну-ка нафиг — больше не хочу пытаться отыгрываться, хочу доминировать от начала и до конца! Давай, мячик, лети. После пяти раундов обмена ударами Мюррей перестал улыбаться, а я переставать не буду — если у соперника проблемы с нервами, значит нужно бить по ним до победного конца! Воспользовавшись тем, что Мюррей замешкался, я отвесил мощный кросс в правую часть корта. Англичанин не успел переместиться с левой части, и судья объявил «больше» в мою сторону. За ревом трибун не было слышно слов Энди, но, судя по роже и раздраженным взмахам ракетки, англичанин матерился. Не на меня, чтобы не напороться на «неспортивное поведение», а в пространство, чисто стресс излить.

Подача. Кросс. Форхенд. Кросс, кросс, кросс… Твою мать, вот это «крученый»! Теперь придется играть в «больше-меньше» заново, потому что англичанин сравнял счет. Может еще немного поматеришься на воздух? Или сразу на мячик — вдруг он испугается и сам полетит обратно ко мне? К сожалению, Энди обладал изрядной выдержкой, иначе с такими нервами не добрался бы до турнира, и «больше-меньше» растянулось еще на четыре розыгрыша. Решив, что так дальше продолжаться не может, я добрал нужное для победы в гейме очко качественно исполненным топ-спином, которого Энди, который походу готовился ко мне спустя рукава («повезло китайскому мальчику, чего тут готовиться?»), не ожидал.

— Гейм! — провозгласил мою победу судья, утопив трибуны в ликовании.

И не только трибуны — пролетая на вертолете, я заметил в парке около теннисного центра толпу народа, который расположился прямо на травке и готовился смотреть трансляцию на развернутом на поляне исполинском экране. Полагаю, все спортивные бары Поднебесной сейчас стоят на ушах, а что творится в родной деревне даже представлять боюсь — если… Нет, не если, а когда я выиграю, односельчане будут отмечать мою победу ближайшие пару сотен лет.

Мюррей от разочарования сломал ракетку и вооружился новой. Зачем оборудование-то ломать? Оно вообще-то денег стоит! Ох уж эти отпрыски из богатеньких семей — никакого в них уважения к чужому труду.

Следующие геймы выдались нифига не менее напряженными — теперь Энди уверился, что удача — не основная моя фишка, и навыки у нас с ним соразмерные. Теперь в ход шли те самые доли процента разницы между игроками, вокруг которых все и «вертится» в спорте высоких достижений.

Первый сет не заканчивался долго, до счета 6–6 по геймам и до технического лимита в виде тай-брейка — до момента, когда один из нас наберет два подряд очка. 1:0 — мой мини-брейк. 1:1 — Мюррей сравнял. 2:1 — мой эйс. 2:2 — его смэш в угол. Роняя на корт пот, набирая жаркий столичный воздух в легкие и радуясь такой сложной игре, я представлял беснование журналистов профильных изданий, которые конечно же окрестят как минимум первый сет «историческим». И еще я немного рад тому, что зрители видят такую хорошую интригу — мы с Энди устроили настоящую мясорубку!

6–5 в мою пользу. Нужно во чтобы то ни стало вырвать очко и закончить уже первый сет в свою пользу — лично для меня это крайне важное достижение, а еще — способ побольнее ударить соперника по нервам. Ох и не хочется сидящему на верхних строчках теннисного рейтинга британцу проигрывать финал «многообещающему новичку». Несколько таких поражений за год-два не только поколеблют его позицию в рейтинге, но и ударят по самому дорогому — по кошельку, в который станет вливаться меньше призовых, спонсорских и рекламных денег. Кому в этом мире нужны лузеры? Только особо сердобольным гражданам, которым страсть как хочется кого-нибудь пожалеть.