Шрифт:
Глава 27
?
Январь – Париж
— Ты готов ко мне, мальчик? — Человек в маске входит в комнату, на его руке висит ремень. Я уже знаю, что сегодня отсюда не выйду.
Отец отвезет меня в импровизированную больницу, пока я не покроюсь рубцами, порезами и синяками, которые оставит на мне этот человек. Впрочем, мне все равно. Надеюсь, сегодняшний день станет последним, когда мне придется терпеть побои от человека в маске.
Может быть, сегодня я наконец умру.
Я смотрю незнакомцу в глаза. Льдисто-голубые глаза. Они холодные. Такие, какими вы представляете себе глаза монстра. Его тело огромное, толстое и покрыто выцветшими татуировками.
Это временно, говорю я себе. Это продлится недолго, а потом я смогу вернуться домой. Я просто должен пройти через это. Или умереть. Меня устраивает любой вариант.
Когда я ему не отвечаю, он вытягивает руку и бьет меня ремнем по ногам.
— Я задал тебе вопрос, мальчик. Ты глухой? — Кричит он. — Нет, думаю, тебе просто нравится наказание. Наклонись, и я тебя как следует выпорю.
У меня нет выбора. Из этой комнаты не выбраться. Из этого кошмара. Но я не склонюсь добровольно. Никогда не склонялся и не буду. Они могут делать с моим телом все, что захотят. Я не стану облегчать им задачу и покорно подчиняться их требованиям. Если они хотят, чтобы я что-то сделал, им придется заставить меня.
Именно это и делает этот мужчина. Его рука обхватывает мои волосы и дергает, пока я не оказываюсь на коленях. Затем он пинает меня в спину и толкает вниз. Мои руки приземляются на твердый бетон. Я не кричу. В этом нет смысла. Никто не придет меня спасать. Я давным-давно это понял.
Только я могу спасти себя. Я еще не придумал, как это сделать, но придумаю. Если это будет последнее, что я сделаю, я убью одного из этих людей. И тогда, возможно, все остальные дважды подумают, стоит ли издеваться надо мной.
Ремень хлещет меня по заднице, и кожа горит от соприкосновения. Я все еще не плачу. Мои пальцы сжимаются, пока я лежу. Потому что, если я сейчас попытаюсь встать, будет еще хуже.
— Тебе нечего сказать, мальчик? — Шипит мужчина. Он пинает меня ногой в живот, а затем руками давит на меня, пока я не оказываюсь на спине. Он садится на меня верхом, его ладонь обхватывает мое горло, сжимая достаточно сильно, чтобы ограничить поток воздуха.
Мои легкие горят. Но я не двигаюсь. Вместо этого я смотрю на его шею и представляю, что это моя рука обхватывает его горло, выжимая из него жизнь.
— Вин, очнись. — Я пытаюсь повернуть голову, но не могу. Ее не должно быть здесь. Камми. Я слышу ее голос. Но не вижу ее.
— Проснись. Вин, пожалуйста. Это я. Это Камми. Остановись. — Ее голос звучит хрипло. Что с ней?
— Камми? — С трудом выдавливаю я слова. Мои глаза открываются, и я вижу ее.
Она на кровати, подо мной, и моя рука обхватывает ее горло.
Нет! Я трясу головой. Нет! Я спрыгиваю с кровати и отхожу назад, стараясь оказаться как можно дальше от нее.
— Нет, — говорю я вслух. Она не должна была быть там. Ее не должно было быть здесь.
Что я наделал?
— Все в порядке. Вин, все в порядке. Ты в безопасности, — говорит она, сползая с кровати и пытаясь подойти ко мне.
Я протягиваю руку, качая головой из стороны в сторону.
— Не надо. Не подходи ко мне. — Я смотрю на следы вокруг ее горла, следы, оставленные моими собственными руками. Я сделал это с ней. Блять. Слезы жгут мне глаза. Я не могу... Я не знаю, что делать. Мне нужно уйти от нее. Как можно дальше. — Мне жаль. Чертовски жаль, — говорю я ей. — Я не знал. — Это не оправдание. Я не должен был поднимать на нее руку.
— Это не твоя вина, Вин. Я пыталась разбудить тебя. Это моя вина. Я должна была подождать, пока ты проснешься сам, — говорит она.
Я наклоняю голову и смотрю на нее. Она любит меня безоговорочно. Я всегда это знал. Я никогда не хотел пользоваться этой любовью, поэтому и старался держаться на расстоянии. Потому что, как бы сильно она меня ни любила, она увидит все мои недостатки. Камми нырнет с головой в мою тьму, чтобы быть со мной, а там ей точно не место.
— Это больше никогда не повторится, — говорю я ей. — Собирай свои вещи. Мы едем домой. — Я выхожу из комнаты. Мне нужно отвезти ее домой, а затем я попрощаюсь с ней, на этот раз уже навсегда.