Люца повернула в его сторону голову и наткнулась на немигающий взгляд. Он сидел и, кажется, уже какое-то время рассматривал её своими карими глазами с таким приятным то ли красноватым, то ли оранжевым оттенком, отдалённо напоминающим влажные палочки корицы.

Вот только, почему Тихомир на неё так… призывно смотрит?

— Ты чего так вылупился на меня? — буркнула она немного как-то даже смутившись с непривычки.

— Тебе не идёт, — скупо поведал он.

— Чего? — напряглась Люца, моментально переключившись на боевое настроение, и уточнила с зубастой улыбкой: — Что именно мне не идёт?

— Цвет волос.

— И что же с ним не так?

— Мне нравятся блондинки.

— Да мне плевать, чего тебе там нравится! — фыркнула она, натурально обалдев от наглости. Мало того что гадости в лицо говорит, так ещё и выкатывает свои личные предпочтения. Ей какая в задницу разница, кто ему там нравится?

Тихомир на время замолчал, не переставая напряжённо на неё зыркать, а потом снова выплюнул:

— Корни отрастают.

— И что?

— Как лысая.

— Ещё хоть слово и я в тебя чем-нибудь запущу! — пообещала Люца, уже перейдя чуть ли не на рык. Вот же придурок, всего парой фраз её вывел из себя похлеще малого. — И чего ты вообще так разговорился?! У тебя совсем не получается, лучше молчи дальше!

— Ладно, — тяжело вздохнул гнусный притворщик с таким видом, словно это он тут пострадавшая сторона, угнетаемая бессердечным тираном в её лице.

— Встань, я хочу выйти! — рявкнула она, взбешённая его поведением вконец.

Справив нужду, Люца подошла к раковине и пока мыла руки, кинула беглый взгляд на свои корни волос. На миг показалось, что пробор сделался шире, словно её шевелюра и, правда, начала редеть. Она тут же приблизилась к отражению вплотную и пригляделась повнимательнее. Нет, это такой эффект появлялся из-за того, что отрастающие корни намного светлее основной длины. Выжарки кошачьи! Всего-то две недели прошло. Почему они так быстро лезут?!

— Завтра же запишусь в салон… ядрёна вошь, а как же работа? Каждое прочитанное письмо на счету. Если Тихомир их больше обработает, ему же баллов отсыпят, а не мне, — негодующе подметила Люца, всё глубже осознавая в какую задницу сама себя загнала. Выключила воду в раковине и резко вскинула голову обратно к зеркалу, чтобы вскрикнуть, смотря на себя прозревшими глазами: — Да он же это специально! Хрень мне какую-то подкинул, чтобы я на неё внимание переключила. Значит, пока буду бегать, приводить волосы в порядок, этот гад хитровыдуманный на несколько десятков писем меня опередит.

Шумно выдохнув, она нервно хохотнула, находясь в глубоком шоке от понимания, что снова почти повелась на его развод. Ему явно стоило родиться лисом, а не медведем!

Нет, не в этот раз, дружок. Вот уж эту западню ей точно удастся обойти.

Прошвырнувшись до ближайшей ведьмовской лавки, Люца нагребла тонизирующих зелий, чтобы на пару дней напрочь забыть о сне. Вернулась в кабинет и с удвоенным рвением взялась за чтение писем.

Первые двое суток ей дались легко. Тониками она никогда особо не баловала, поэтому организм ими не был перенасыщен. А уже на третий день Добран их выгнал, лично убедившись, что они добрались по дома: каждого довёз до ворот и запретил приходить на работу раньше десяти утра.

Под конец этой невероятно утомительной недели, когда уже осталось всего два ящика, Люца заметно расслабилась. Она опережала Тихомира почти на полсотни писем и за ночь обязательно добьёт остатки. Он работал гораздо медленнее неё, но при этом не выглядел замученным, наоборот, ему как будто нравилось читать письма. То и дело в глазах появлялись едва уловимые искорки, смутно напоминающие тихую радость.

— Ты надушился? — хмуро спросила Люца, не желая добавлять, что от него довольно приятно пахло.

— Нет.

— Ароматизированный гель для душа?

— Нет. — Тихомир перевёл на неё взгляд, когда она не сдержалась и фыркнула, не поверив, и лаконично пояснил: — Переход.

— А-а-а, ну, в таком случае и правда не побалуешь с таким, — ей пришлось признать, что он, похоже, в самом деле сейчас ничем не пользовался. Брат рассказывал, что первый признак перехода на новую ступень в развитии у оборотня — обострившееся обоняние. А когда чувствуешь малейшие полутона ароматов, то сильно пахучие вещи могут ту ещё головную боль обеспечить.

Но почему же тогда от него так приятно пахло? Не чем-то конкретным, что можно было определить, как какой-нибудь сандал или можжевельник. Нет, этот аромат казался одновременно знакомым и незнакомым. И он чудился Люце таким… уютным. Хотелось закутаться в него, как в тёплый плед. Вот бы свечку купить домой с таким запахом.

Открыв глаза, она резко подняла голову со столешницы и уставилась на окно, за которым давно взошло солнце. С её плеч упала какая-то тряпка, а вот листок бумаги от щеки самостоятельно отваливаться не захотел, ещё и к уголку рта так прилип, будто кусочек губы оторвать пытался.