Шрифт:
На секунду задумавшись, он равнодушно отвечает:
– Конечно. Без эмоций. Вообще без всяких. Чувства – это не по твоей части. Удачи тебе, Нат.
Крис отключается, оставив меня вслушиваться в глухую тишину. Я выдыхаю и прикрываю глаза.
Он ошибается насчет того, что я ничего не чувствую. На самом деле я чувствую много разного. Тревогу. Усталость. Подавленность. Стойкую меланхолию в сочетании с легким отчаянием.
Видите? Я не ледышка!
Стоит положить трубку обратно на рычаг на стене, как телефон тут же звонит снова.
Секунду я сомневаюсь. Не знаю, стоит ли мне ответить или уже начать пьянствовать, как я делаю каждый год в этот день и в это время. Но в запасе есть еще где-то десять лишних минут, прежде чем я начну свой ежегодный ритуал.
– Алло?
– Ты знала, что случаи шизофрении резко возросли на рубеже двадцатого века, когда практика заведения домашних котов получила широкое распространение?
Это моя лучшая подруга, Слоан, и то, что ей неинтересно начинать разговор как нормальный человек, – одна из причин, по которым я люблю ее.
– Что тебе сделали коты? Твоя неприязнь к ним уже патологическая.
– Они пушистые маленькие серийные убийцы, готовые заразить тебя мозговыми амебами через свои какашки, но я не об этом хотела рассказать.
– А о чем же?
– Я думаю завести собаку.
Пытаясь представить помешанную на независимости Слоан с собакой, я кидаю взгляд на Моджо, посапывающего в квадрате солнечного света в гостиной. Моджо – черно-коричневая овчарка, сорок кило любви в потрепанной шкуре, с похожим на огромное перо хвостом, который постоянно виляет.
Мы с Дэвидом спасли его, когда ему было всего несколько месяцев. Сейчас Моджо семь лет, но как будто семнадцать. Никогда не видела, чтобы собаки так много спали. По-моему, он наполовину ленивец.
– Ты же понимаешь, что за ними каждый день надо убирать? И гулять? И мыть. Это почти как дети.
– Вот именно. Будет хорошая тренировка, прежде чем я заведу детей.
– С каких пор ты захотела детей? У тебя даже растения не выживают.
– С тех пор как увидела одну горячую гору мышц в «Спрутс» этим утром – высокую, темненькую, симпатичную… Мои биологические часы начали трезвонить, как Биг-Бен. И потом, щетина – моя слабость, ты знаешь. А его была просто эпичной.
Слоан вздыхает, а я улыбаюсь, представив, как она пожирает глазами парня в продуктовом. Обычно все происходит наоборот. На ее занятия по йоге ходит достаточно исполненных надежд мужчин.
– Эпичная щетина. Я бы на это посмотрела.
– Щетина на стероидах. В нем есть такой пиратский вайб… Мне кажется, подходящее слово. В общем, он прямо излучает какую-то бунтарскую опасность. Суперсекс. Р-р-р.
– Суперсекс, говоришь? Не похоже ни на кого из местных. Наверное, турист.
Слоан ахает.
– Надо было спросить, не хочет ли он посмотреть достопримечательности.
– Достопримечательности? Твои сиськи теперь входят в их список?
– Не ерничай. Это называется актив. Благодаря моим девочкам я выпила кучу бесплатного алкоголя, знаешь ли. – Тут она задумывается. – Кстати говоря, посидим вечером в «Даунриггерс»?
– Не могу, извини. Уже есть планы.
– Ага, знаю я эти планы. Время для обновления! Надо создать новую традицию.
– Напиваться не дома, а в баре?
– Именно.
– Я пас. Перспектива блевать на людях меня не очень привлекает.
Она фыркает.
– Мне точно известно, что ты никогда в жизни не блевала. У тебя нулевой рвотный рефлекс.
– Очень странный факт обо мне.
– У нас секретов нет, детка. Мы стали лучшими подружками, когда у нас лобковые волосы еще не выросли.
– Как трогательно, – сухо отзываюсь я. – Так и вижу открытку из «Холлмарка».
Слоан не обращает на меня никакого внимания.
– К тому же я плачу. Это должно привлечь твоего внутреннего Скруджа.
– Хочешь сказать, я жмот?
– Наглядный пример «А»: ты передарила мне двадцатидолларовый купон из сетевого стейкхауса на Рождество.
– Это была шутка!
Она неуверенно мычит в ответ.
– Тебе следовало передарить его кому-то другому, я же говорила! В этом и прикол. Это смешно!
– Да, если твоя лобная доля была повреждена в результате ужасной автомобильной катастрофы. Тогда смешно. Для остальных людей, с функционирующим мозгом, – нет.