Под белым одеялом проглядывали очертания ног — точнее, одной ноги.

— Да ладно, смотрите, — сказал он, — не смотреть все равно не получится. Кто пройдет мимо такого зрелища?

— Я вам помешала, — Фрэнки хотела развернуться и уйти.

— Не уходите. Меня скоро упекут в психушку за попытку самоубийства. Принудительная госпитализация — или как эта хрень называется? Типа они знают, о чем я думаю. Может, вы последний нормальный человек, которого я вижу.

Фрэнки неуверенно приблизилась, проверила капельницу, затем сделала пометку в его карте.

— Лучше бы я застрелился, — сказал парень.

Фрэнки не знала, что в таких случаях говорят. Она впервые встретила человека, который пытался покончить с собой. Спрашивать, почему он это сделал, казалось невежливым, но и молчать тоже.

— Я отмотал там триста сорок дней. Думал, наконец-то свобода. Но быть дембелем еще хуже… Вьетнам, — добавил он, увидев замешательство на лице Фрэнки. — Джилли… моя девушка, она постоянно писала мне любовные письма, а потом я наступил на мину и мне оторвало ногу. — Он посмотрел вниз. — Она сказала, что я адаптируюсь, просто нужно время. И я пытаюсь…

— Ваша девушка так сказала?

— Да нет. Медсестра из Двенадцатого эвакогоспиталя. Без нее я бы откинулся. Она была рядом, пока я охреневал от этого дерьма. — Он в упор посмотрел на Фрэнки и потянулся к ее руке. — Мэм, побудете здесь, пока я не засну? Мне… снятся кошмары.

— Конечно, солдат. Я никуда не уйду.

Он уже спал, а Фрэнки все держала его за руку. Она думала о Финли, о его письмах каждую неделю, об этих смешных историях и красивых открытках. Привет, рыбка, здесь столько шелка и украшений. Мама бы скупила все вокруг. И черт, моряки умеют веселиться. Он постоянно писал, что война скоро кончится. Уолтер Кронкайт из вечерних новостей говорил то же самое.

Но война все продолжалась.

Мужчины умирали. Становились инвалидами.

Медсестра из Двенадцатого эвакогоспиталя. Без нее я бы откинулся.

Фрэнки никогда не думала о медсестрах во Вьетнаме, в газетах о них ничего не писали. Никто вообще не говорил о женщинах на войне.

Женщины тоже могут быть героями.

Фрэнки словно очнулась, в ней зарождалось новое отчаянное устремление.

— Я тоже могу служить своей стране, — сказала она спящему парню, руку которого все еще держала.

Мысль была мятежной, пугающей и такой пьянящей.

Но может ли она?

Как узнать, достанет ли тебе сил и мужества? Особенно если ты девушка из хорошей семьи, которую жизнь никогда не проверяла на прочность.

Она закрыла глаза и представила, как сообщает родителям, что поступила во флот и отправляется во Вьетнам, как пишет Финли письмо: «Барабанная дробь! Я в составе ВМС, скоро буду во Вьетнаме! До встречи!»

Если сделать все прямо сейчас, они и правда скоро встретятся. Там, во Вьетнаме.

На стене героев появится ее фотография — не за удачное замужество. А за спасение жизней на войне.

Родители будут гордиться ею так же, как гордятся Финли. Всю жизнь ей говорили, что военная служба — семейный долг.

Подожди.

Подумай, Фрэнки. Это может быть опасно.

Но ей не было страшно. На корабле-госпитале она будет далеко от боевых действий.

Когда она отпустила руку спящего солдата, решение уже было принято.

Всю неделю Фрэнки как одержимая планировала этот выходной, о своих намерениях она никому не рассказывала и советов не просила. Она говорила себе притормозить и еще раз обо всем подумать, но правда была в том, что она давно все решила и никто уже не мог ее остановить.

Фрэнки быстро приняла душ и вернулась в спальню. Комната была точно такой же, как в детстве, — кровать с балдахином и рюшами, пушистый ковер, розы на полосатых обоях. Она надела строгое, элегантное платье — одно из тех, что купила ей мама. Хорошие вещи, Фрэнсис, — вот что отличает приличную женщину.

Как она и предполагала, дома в это время никого не было. Мама играла в бридж в загородном клубе, а папа был на работе.

В час двадцать пять Фрэнки подъехала к ближайшему призывному пункту ВМС, рядом с ним стояла кучка протестующих с плакатами в руках: «Война убивает детей и все живое, бомбить ради мира — как трахаться ради девственности».

Под одобрительные крики толпы двое длинноволосых парней сжигали свои повестки (что вообще-то было незаконно). Фрэнки не понимала протестующих. Неужели они думают, что пара плакатов заставит президента Джонсона закончить войну? Разве не понимают, что если во Вьетнаме победят коммунисты, та же участь ждет всю Юго-Восточную Азию? Разве они не читали, каким жестоким может быть этот режим?