Убедившись, что с моим телом всё в порядке, я сел на скрипнувшей пружинами койке. Заметив рядом растоптанные тапки-шлёпанцы, рефлекторно придвинул их к себе ногой. Размер, кажется, подходит, но я не помню, ставил ли я туда их.

Нехотя опустил ступни на пол и вздрогнул — покрытие вроде линолеума с выцветшим аляповатым рисунком под деревянный паркет, местами драное и, к тому же, холодное.

Навалилось почти отчаяние — как я мог докатиться до такой жизни, что начисто забыл не только, как тут оказался, но и собственное имя?

— Говорить-то я умею? — прошептал я вполголоса и немного успокоился от факта, что голосовые связки работают.

Молча подождал, словно надеясь услышать ответ. Была ли интонация моего голоса мне знакома? Звучит достаточно обыденно, но всё равно создаётся ощущение, будто я сам себе чужак.

Вздохнув, поднялся на ноги. Осторожно сделал первый шаг.

Чего я опасался? Пожалуй, того, что в больничных палатах лежат больные. Но физически я вроде как здоров и даже полон сил…

Внезапная догадка обожгла разум. Что, если я здесь не с физическим недугом, а с душевным? Ведь я ничего не помню. Неужели по тихой грусти я съехал с катушек, и добрые соседи вызвали карету скорой помощи, которая по совокупности факторов быстренько определила меня в дурдом?

Я огляделся. Палата как палата. Крошечная, но решёток на окнах нет. Да и вообще ничто вокруг не указывает на психиатрическое отделение.

Кстати, а что вообще должно на него указывать? Что мне известно о психиатрии в целом-то? Задумался, напрягая и без того зияющую дырами память… Получалось, что ничего-то я толком про сумасшедшие дома и не знаю, кроме санитаров, смирительных рубашек, мягких комнат и решёток на окнах.

Мой взгляд упал на предмет, колыхнувший всё внутри меня. Я знал, что это такое — зеркало. Небольшое, круглое, с подставкой, выполненное в форме увеличительной линзы — для того, чтобы прыщи давить на морде было сподручней. Но для моих целей сгодится и такое. С внутренним замиранием я взял его в руки и посмотрел в отражение.

Из зеркала на меня взглянуло лицо мужика — напряжённое, будто его застали врасплох. Небольшие тёмные круги под глазами, загорелая кожа. Возраст? Трудно определить… от тридцати пяти до пятидесяти. Всмотревшись в отражение, не почувствовал и тени узнавания. Словно смотрел на незнакомца.

Тряхнув головой, постарался отогнать нарастающую панику. Ладонь непроизвольно и очень привычно сжалась в кулак, я намеренно разжал её, чтобы успокоиться. Спокойствие. Главное — спокойствие. Дело житейское, разберёмся.

Вот только высиживать и ждать, что воспоминания сами вернутся — не мой метод… Или мой? Нет… Не помню.

Ладно, что дальше? Наверное, стоит проверить двери. Одна явно ведёт в коридор. Другая — судя по всему, в небольшой санузел. Оттуда доносится тревожный запах — смесь гниения и хлорки, будто кто-то пытался чистить туалет старым дезинфектором, но бросил дело, не доведя до логического конца.

Внезапно поймал себя на уверенности, будто во мне кроется способность решить любые проблемы силой. Мышцы плеч тут же напряглись, и в тело словно втекло чуть больше энергии, чем обычно — видимо, сработали боевые рефлексы. И, судя по ним, у меня действительно имеется кое-какой опыт в этом деле. Но с кем и когда я сражался?

Память снова промолчала.

«Кем бы ни был, я просто так не сдамся», — вызрела внутри твёрдая решимость. Но мозг снова подкинул сомнений:

«А вдруг ты и в самом деле просто местный чокнутый?»

Мысль о собственной ненормальности неприятно кольнула, но я заставил себя принять её как одну из версий — отступать в страхе было не в моих правилах.

Или в моих?..

Зараза! Опять эта пустота! Нет, сидеть тут, в этой казённой коробке, пропахшей хлоркой, я точно не собирался. Необходимо действовать! Неважно, кем я был, важно, кто я сегодня и кем стану завтра. И для начала надо выбраться отсюда хотя бы просто на воздух, осмотреться и понять, где я, бес раздери, нахожусь.

Я подошёл к двустворчатым дверям, тем самым, что кричали о больничном прошлом — а может, и настоящем? — этого места. Дёрнул ручку. Дверь оказалась не заперта, и это внушало оптимизм. Приоткрыв одну створку ровно настолько, чтобы протиснуться, я выскользнул из палаты.

Коридор оказался именно таким, каким я его и представлял, основываясь на атмосфере палаты. Длинный, сумрачный, с тусклыми лампами под потолком, бросающими желтоватые, болезненные пятна света на вытертый линолеум. Стены были выкрашены той же казённой зелёной краской, только здесь она облупилась ещё сильнее, обнажая под собой слои других, не менее унылых оттенков. В спёртом воздухе витали запахи лекарственных препаратов и чего-то кислого, словно кто-то решил приготовить щи из квашеной капусты на целый батальон. В обе стороны тянулись ряды одинаковых дверей без номеров — просто глухие деревянные полотна. Где-то вдалеке слышался приглушённый гул, похожий на работу вентиляции или какого-то оборудования. Но ни этот гул, ни мои шаркающие шаги были не в состоянии заглушить давящую тишину, царившую в здании.