Так что чаще всего в поход ходили втроем: я, еще один молодой воитель Малок и пожилая воительница Ксанья.

Из всего гарнизона воителей только эти двое мне были хоть как-то симпатичны. Ксанья была молчаливой и тихой, не принимала участия в популярных среди гарнизона возлияниях и чаще всего ее можно было увидеть в ангарах мехов, где она возилась со своим «Стражем», точно такой же машиной, на которой учился я.

Я частенько помогал ей с ремонтом, так как неплохо знал особенности этого меха, а она иногда делилась своими знаниями, ведь Ксанья была опытным воителем и много чего знала и о мехах, и о методах сражений на них. Так что я почерпнул от нее несколько пусть и незначительных, но полезных знаний и умений.

Что касается Малока, то появился он тут немногим раньше меня. Было видно, что на Вергин-4 ему не нравится так же, как и мне. Он строчил одно прошение о переводе за другим, но пока что безрезультатно.

Впрочем, как ни крути, он был из простолюдинов, и ему тут не было так уж плохо, как мне. Это я здесь был один.

Моя шапра для многих стала эдаким бельмом на глазу, словно бы была напоминанием их никчемности. Первое время я частенько попадал в неприятности из-за нее, слушал шутки и насмешки в свою сторону, но все это я пропускал мимо ушей. Один пьяный идиот, ухмылявшись и тыкав в мою шапру, пытался вызвать меня на поединок чести, при этом он даже рыцарем не являлся. Он попросту не имел право такое требовать. Собственно, я должен был его прирезать на месте. Выхватив шапру, я мгновенно нанес ему глубокую рану на руке, подрубил ногу, заставив встать на колени. Еще несколько мгновений — и точный удар в шею, сердце или глаз прервал бы его никчемную жизнь. Однако его более разумные товарищи поняли, что происходит, и успели утащить кретина, не забыв принести мне извинения. Этим они спасли своего дружка, а мне дали возможность не убивать его, хотя я должен был согласно дворянскому неписаному кодексу чести поступить именно так. Тем не менее извинения были принесены, и это давало мне возможность действовать на собственное усмотрение — я его помиловал.

И дело тут вовсе не в моем малодушии, боязни забрать жизнь или еще чем-то подобном: я не стал раздувать историю, понимая, что убийство никчемного пьяницы не сделает мне чести, а наоборот, лишь навредит.

После того случая шутки вокруг моей шапры поутихли. Они или всем уже приелись, или же до народа дошло, чем может для них кончиться оскорбление благородного, поэтому меня отстали. Во всяком случае, я так думал.

Еще одной отдушиной для меня здесь были сообщения с Тирра. Их присылала мать.

Конечно же, она маскировалась. Если бы оператор из центра связи увидел графиню, а ее в лицо знал, как мне кажется, каждый житель графства, это доставило бы мне массу проблем. И мать это тоже понимала, поэтому в видеосообщениях она использовала специальные голографические маски и со мной говорила совершенно незнакомая мне женщина, но глаза и голос принадлежали матери.

Еще в детстве мы придумали с ней специальный шифр, который никто кроме нас не понимал, и она в своих сообщениях с помощью этого шифра рассказала о том, что происходит на Тирре и в графстве в целом.

Я узнал, что моя выходка на суде Испытания уже аукнулась отцу — рыцарь Коннор Штерн бросил вызов дому Кракалис и одержал победу. Естественно, барон Кракалис был в ярости и собирался свою собственность вернуть. Пока что конфликт между домами Кракалис и Штерн ограничивался небольшими стычками, но я был уверен, что очень скоро они могли перерасти в войну, которая доставит массу неприятностей моему отцу.

Сожалел ли я об этом? Нет… Пусть меня назовут эгоистом, но война между двумя домами рано или поздно должна была начаться. Кто знает, что сделали бы Штерны, если бы Коннору не позволили стать рыцарем. Еще и каким образом… буквально отобрав у него титул, опозорив!

К тому же барона Кракалиса, как и всю его семейку, я недолюбливал. Это были скользкие и подлые люди, и я всегда недоумевал, как отец вообще может вести с ними дела: при первой же возможности они ударят в спину.

Короче говоря, благодаря матери я был в курсе политической жизни графства. Жаль только, что сам не мог отправить ей полноценное сообщение, ограничиваясь текстовыми сообщениями в стиле «жив, здоров».

В один прекрасный день я получил уведомление, что мне нужно явиться в центр связи и получить свое сообщение.

Я поспешил это сделать.

— Воитель Лэнгрин, — сказал я дежурному оператору, — мне было отправлено сообщение…

Оператор должен был скопировать его на разовый носитель и отдать мне.

— Но Ваше сообщение уже скопировано на носитель и удалено из общей базы, — заявил оператор.

— Кто его забрал? — сказать, что я удивлен, означало не сказать ничего.

— Ваш друг…

— Какой еще друг? — мое терпение начало подходить к концу, и я схватил оператора за грудки, приподняв с кресла.

— Воитель Калил, — пробормотал оператор, — сказал, что Вы его попросили…

Вот же черт. Калила я знал — мерзкий тип. Он наводил свои порядки на базе, сбив себе некое подобие банды — вместе с ним всегда ошивались двое припевал. Их развлечением было найти себе жертву и затем изводить ее, глумиться и издеваться. Похоже, этот недоумок решил новой жертвой выбрать меня.

— Вы должны знать, что личные сообщения нельзя передавать кому-либо кроме адресата, — процедил я сквозь зубы и отпустил оператора. Он от неожиданности рухнул в свое кресло и чуть было не перевернулся.