Шрифт:
Я пил, она подливала… Болтали о разном, о прежних временах.
И я будто наяву вижу тот самый момент, когда мы предавались ностальгии, и меня остро кольнуло той самой неосуществленной фантазией. Помнится, мы как раз обсуждали…
— Что бы ты сделал из того, что не успел сделать? — поинтересовалась Ева.
— Даже не знаю, нужно хорошенько подумать.
Она придала себе грациозную позу, томно закусила губу и посмотрела на меня пьяно, проведя пальцами по груди.
— Все. Я бы сделала… Все…
После этого меня будто зациклило, и начало точить этим чувством раздрая внутри.
Кризис среднего возраста? Оказывается, ни хрена подобного! Это, млин, кризис идиота, которого одна сучка грамотно подпоила и под влиянием момента направила мысли в нужную сторону.
Потом она просто подпитывала эти идеи! И я, кретин, был уверен, что сам хозяин своим желаниям, что это мое решение начать жить так, словно у меня появился шанс нырнуть в прошлое и осуществить все нереализованные фантазии, желания, прихоти.
Бойтесь своих желаний!
Да чтоб тебя!
От злости на самого себя я несколько раз пинаю комод.
— Я забираю это, — трясу пакетиком. — Выясню, что это! И если это то, о чем я думаю, тебе не поздоровится.
— Скажи! Кто… Кто настраивает тебя против меня? — требует Ева. — Кто? Я же знаю, что ты меня хотел… Всегда!
— Да, были у меня шальные, грязные фантазии с твоим участием. Типичные мальчишеские фантазии, с которыми иногда под душем приятно провести две-три минуты наедине. И все!
— Ты меня любишь! — взвизгивает.
— Ни хрена подобного. Не люблю, — говорю я и морок спадает, как железная пелена. — Не люблю и никогда не любил.
Кто из пацанов не фантазировал о том, как бы нагнул ту самую девчонку, которая, по слухам, всем дала, кроме тебя самого? Это инстинкт толпы, стада, помноженный на бушующие гормоны…
Твою мать, и это… Это то, на что я променял семейное спокойствие и уютное, честно заслуженное счастье?!
То, из-за чего я подверг опасности жизнь своего третьего ребенка?!
Ледяное, отрезвляющее понимание разбивает сердце на крошечные кусочки.
Его будто рвут дикие звери.
— Выметайся.
— Что?
— Эту квартиру я тебе снимаю. Лиза просила тебе помочь, добрая душа. Знала бы она, какую змею… просила пригреть и спасти от кредиторов… Знал бы я… — не заканчиваю. — Собирай шмотки и выметайся. Ноги чтобы твоей в этом городе не было!
— Влад, послушай… Влад… Я на все согласна, слышишь? Не хочешь жениться и разбивать семью? Что ж… Не надо этих жертв! — машет руками. — Мы можем… встречаться тайно! — смотрит с надеждой.
— Я сказал, собирай шмотки и выметайся! Ты натворила слишком много зла, и стравливала меня с женой. Какие небылицы ты ей наплела?! Доводишь до нервного срыва. Приблизишься к ней еще раз… Пожалеешь! Ноги вырву и задушу тебя твоим поганым, длинным языком!
— Ты о нем мечтал! — говорит она, будто на последнем запале. — Мечтал… — и растянулась на полу.
— Да пошла ты… Актриса хренова! Я не поведусь.
Трогаю носком ботинка пятку, она шевельнулась. Точно… прикидывается!
— У тебя полчаса на то, чтобы собраться и уйти, Ева. Иначе я за себя не ручаюсь.
***
Она собиралась быстро.
Будто при пожаре…
И совершенно точно знала, что взять из самого ценного. Бросала на меня злые взгляды, а потом напоследок прошипела:
— Ты об этом пожалеешь!
Толку?
Я уже жалел, что был таким слепым и ведомым.
Позднее я узнал о самом последнем «привете» от Евы — новости, растиражированной всюду усилиями ее дружков…
Новость о нашем якобы бурном романе!
Помчался за женой, но опоздал.
Она выписалась и будто растворилась…
Глава 32. Она
Спустя время
— Волнуюсь немного, — признаюсь вслух.
— Все пройдет гладко, — накрывает мою руку дружеским жестом Степан Алексеевич.
— Первый развод в моей жизни.
— Даст бог, не последний, — смешно двигает бровями мужчина.
Мы общаемся до сих пор, как приятели. Он был одним из тех, кому я… все-таки оставила сама новый номер телефона. Романтических отношений у нас нет, кто бы что ни думал и ни злословил на этот счет.