Я-тогдашний вернулся в шестом часу, разозлённый до последней степени. Не вошёл, а буквально вбежал в подъезд. Я-нынешний мысленно хмыкнул, представляя, какими эпитетами он награждает телефонного шутника. Ну и пусть, зато обошлось всё, Ксюша жива-здорова сегодня осталась. Сейчас посижу ещё чуток и думать пойду, чем дальше заняться.

Я сидел и сидел, не в силах подняться. Что-то было не так, неправильно. Радости в сердце почему-то не было, лёгкости. Но ведь я всё сделал, как следует, выполнил свою задачу?

Когда тишину двора разорвал вой сирены, я уже знал. Вернее, я не позволял себе знать, что случилось, не позволял понимать. Внутри будто заледенело, сжалось в тугой комок. И когда неотложка остановилась у нашего подъезда, когда трое в белых халатах выскочили из машины и побежали внутрь, когда следом за скорой примчались милицейский «уазик» и легковушка, тоже с синими номерами, — я сидел и смотрел.

В домино уже никто не играл, деды следили за происходящим, строили версии. Наконец, один, самый дотошный, отправился в разведку. Вернулся, начал докладывать:

— В четырнадцатом доме квартиру обобрали. Так мало того, что ограбили, там девочка одна дома была — ножом её пырнули, изверги. То ли сама открыла, то ли выходила куда, а они залезли.

— Живая хоть?

— Кабы живая! Отец, говорят, вернулся, а она и остыть успела.

— Вот басурманы! Взяли-то много?

— Да что там брать…

— Какая квартира? — выдавил я из сведённого судорогой горла. Хотя и знал прекрасно — какая.

— Двадцатая. Знаешь там кого?.. Э, парень, ты что?

Я тряхнул головой, отгоняя поднимающуюся черноту. Не дождётесь! Так, значит, на этот раз?! И дома достали, да? Ладно!

Я встал с лавочки и пошёл. Не к подъезду, там мне делать нечего, там Ксюша уже умерла — в который раз! Я пошёл в прошлое.

Дальняя часть нашего квартала упиралась в небольшой став. Когда-то чистый и ухоженный, с насыпным песчаным пляжем, грибками и кабинками, за годы перестроечной и послеперестроечной неразберихи он захирел, замусорился. Стал походить на помесь огромной лужи и бесхозной свалки. Дальняя часть его заросла ряской, ближе к домам вдоль берега протянулся широкий шлейф пластиковых и стеклянных бутылок, банок, рваных пакетов, сигаретных пачек и прочего непотребства. Купаться сюда давно никто не залазил, даже в последней стадии алкогольной горячки. Но самые отчаянные ещё приходили с удочками. Что выловить надеялись? Лупоглазых лягушек, которых развелось здесь немеряно?

Мне ставок подходил идеально. Точнее, не сам ставок, а его берег, заросший от крайних домов до самой воды непролазными ясеневыми дебрями. Никто не заметит ни как исчезну, ни как появлюсь.

Забрался я в самую чащу, начал хронобраслет настраивать…

— Гена, подожди!

Я аж дёрнулся. Кто там ещё?!

Ко мне продирался старик. Незнакомый, не из тех, с которыми я на лавке сидел, не из доминошников. Тощий, что твоя щепка, седой, как лунь. И в костюме джинсовом. Это дед-то!

— Не надо! — смотрит на руки мои и головой трясёт.

— Чего «не надо»?

— Хронобраслет включать не надо. — Взглянул он мне в лицо, от удивления вытягивающееся, добавил: — Не узнаешь? Это я, Завадский.

Вот здесь у меня точно, челюсть отвалилась. Радислав?! Нет, то, что это он — несомненно. Узнал я его сразу, едва он назвался. Но как такое возможно? Мы же с ним виделись всего-ничего назад, а он успел постареть лет на… фиг знает на сколько!

— Радик?! Что с тобой?

— А что со мной? Постарел, да? Ты попрыгай взад-вперёд, и с тобой такое же будет. Если вообще уцелеешь. — Он наконец продрался ко мне. Протянул руку: — Отдай хронобраслет.

Я спрятал руку за спину.

— Извини, конечно, что взял без спроса, украл, можно сказать. Но ты же себе новый сделал, правильно? А мне этот нужен. Очень нужен!

— Не нужен он ни тебе, ни кому другому. Я ещё тогда говорил — игрушка это, бесполезная и опасная. Но ты слушать не захотел, схватил, и бежать, словно ребёнок. Прошлое исправлять! Исправил?

Я сжал челюсти, даже зубы скрипнули. Зачем он так жестоко, будто пальцем в свежую рану ткнул? Издевается, что ли?

— Исправлю.

Радислав досадливо махнул рукой.

— Так ты до сих пор не понял? Не заметил ничего странного, пока во времени путешествовал? Всё в точности совпадает с твоими воспоминаниями?

Спросил, словно пощёчину лёгкую отвесил, чтобы в чувство привести. Да, верно, до хрена в этом прошлом не так, как я помню.

— Может, объяснишь, почему? — буркнул я хмуро.

— Я тебе объяснял уже. Наверное, из-за водки невнятно получилось? Что ж, давай заново попробуем, на трезвую голову. — Он кивнул на ставок, поблёскивающий сквозь листву зарослей: — Пошли посидим, что ли? Разговор некороткий получится.