Шрифт:
— Просто интересно стало, — ответил я, подходя ближе. — Что это у вас? Морской бой для эстетов?
Хината тихо хихикнула, прикрыв рот ладошкой, но тут же сделала серьезное лицо, поймав недовольный взгляд Кайто.
— Это го, дубина, — отрезал он, делая очередной ход. — Древнейшая стратегическая игра. Здесь нужно не только думать на десять ходов вперед, но и чувствовать игру. Обладать интуицией, предвидением, стратегическим мышлением.
Он оторвал взгляд от доски и смерил меня с ног до головы своей фирменной снисходительной усмешкой.
— Так что можешь даже не пытаться понять. Это не для тебя. Тебе бы в крестики-нолики играть, и то, боюсь, ничья будет для тебя лучшим исходом.
Я промолчал. Спорить с Кайто было так же бесполезно, как пытаться объяснить кошке основы квантовой физики. Он был умен, чертовски умен, и знал это. И пользовался этим, чтобы утверждаться за счет других. Особенно за счет меня, бывшего «главного разочарования приюта».
— Ты прав, — сказал я с легкой улыбкой. — Куда уж мне. Пойду лучше картошку почищу. Это у меня точно получится.
Я оставил их ной и направился на кухню. Легкое раздражение, вызванное высокомерием Кайто, быстро улетучилось, сменившись предвкушением. На кухне всегда было тепло, уютно и вкусно пахло. Это была территория тетушек, сердце приюта.
Там, как я и ожидал, кипела работа. Тетушка Хару стояла у плиты и, напевая себе под нос какую-то незамысловатую песенку, помешивала что-то в большой кастрюле. Оттуда шел пар и восхитительный запах бульона даси и соевого соуса. Тетушка Фуми же с невероятной скоростью шинковала на доске овощи. Нож в ее руках мелькал так быстро, что казалось, она может посоревноваться даже с ниндзя.
— О, Херовато, ты как раз вовремя, — улыбнулась тетушка Хару, заметив меня. — Поможешь нам? Нужно нарезать тофу для супа. Только аккуратно, он очень нежный.
— Сделаю все в лучшем виде, тетушка, — заверил я, моя руки.
Тетушка Фуми хмыкнула, не отрываясь от своей работы, но я заметил, как в уголках ее губ промелькнула тень улыбки. Я взял нож, доску и большой, упругий кусок тофу. Работа была несложной, можно сказать, медитативной. Ровные белые кубики один за другим отправлялись в миску. На кухне воцарилось уютное молчание, нарушаемое лишь бульканьем супа и стуком ножей.
— Как прошел день в больнице? — спросила тетушка Хару, добавляя в суп водоросли вакамэ.
— Как обычно, — ответил я. — Спасали людей, пили кофе, выслушивали гениальные идеи Танаки. Сегодня он предложил использовать дроны для доставки анализов по больнице.
— И что, хорошая идея? — с интересом спросила она.
— Гениальная. Особенно если учесть, что он собирается управлять ими с помощью своей игровой приставки.
Тетушки рассмеялись.
— Танака — хороший мальчик, — сказала тетушка Фуми, закончив с овощами. — Просто у него в голове ветер гуляет. Но сердце доброе.
— Это точно, — согласился я. — Сердце доброе, но с мозгами оно, кажется, не очень хорошо связано.
Мы готовили ужин, болтая о всяких пустяках: о том, что у Макото снова порвались штаны, о том, что Хана нарисовала потрясающий пейзаж, о том, что Кайто слишком много времени проводит за книгами. Это были простые, домашние разговоры, которые согревали душу лучше любого супа. Я чувствовал себя на своем месте.
— Так, — сказала тетушка Фуми, заглядывая в холодильник. — Суп готов, рис варится, овощи потушены. А вот с мясом… Я думала, у нас осталась свинина, но, кажется, ее нет.
Она задумчиво посмотрела на меня. Я понял этот взгляд.
— Сбегать в магазин? — с готовностью предложил я.
— Будь добр, Херовато, — кивнула тетушка Хару. — Только быстро, ужин уже почти на столе. Лавка господина Ямаситы еще должна быть открыта.
Я взял из кошелька несколько купюр, сунул ноги в сандалии и вышел на улицу.
Вечер окончательно вступил в свои права. На темно-синем небе зажглись первые, самые яркие звезды. Уличные фонари заливали дорогу мягким оранжевым светом. Воздух был прохладным и свежим. Я шел по знакомой улице, мимо спящих домов, из окон которых лился теплый свет и доносились обрывки разговоров и смех.
Лавка господина Ямаситы была в пяти минутах ходьбы. Я шел, ни о чем не думая, просто наслаждаясь тишиной и прохладой. Я уже почти дошел до перекрестка, как тут я заметил ее. И замер.
По пустынной вечерней улочке, залитой мягким светом фонарей, шла женщина. Нет, не так. Она плыла. Плыла, покачиваясь, словно призрачный корабль в тумане. Ей было лет тридцать, может, чуть меньше. Высокая, статная, и с такой осанкой, что тетушка Фуми, пожалуй, одобрительно хмыкнула бы. На ней было идеально сидящее шелковое платье цвета ночного неба, которое облегало фигуру в тех местах, где это было строго необходимо по законам мужского восхищения, и струилось там, где требовалась интрига. Длинные темные волосы были собраны в красивую, но уже слегка растрепавшуюся прическу, из которой выбилась пара прядей, обрамляя лицо с тонкими, аристократическими чертами и алыми, вызывающе очерченными губами.