Я кивнул, бросил пустую коробку из-под бенто в урну и пошел. И почему-то за спиной я чувствовал не только привычную тяжесть ответственности, но и два теплых, почти дружеских взгляда. И от этого идти в операционную было чуточку легче.

В предопреационной меня уже ждал Тайга. Пациентом был господин Окада, мужчина пятидесяти семи лет, владелец небольшой чайной лавки. Жалобы классические: одышка при попытке догнать автобус, дискомфорт в груди и кашель, который не проходил уже несколько месяцев. На снимках — огромное, размером с крупную дыню, образование в грудной клетке, которое оттесняло сердце и правое легкое, мешая им нормально работать. По сути, в груди у мужчины вырос огромный мешок с водой, который медленно его душил. Операция была в плане, но на следующую неделю. Однако утром пациент пожаловался на нарастающую одышку. Снимки показали: киста увеличилась. Сердце буквально прижато к стенке грудной клетки. Ждать больше нельзя. Тайга отменил всё.

— Это не киста, а целое водохранилище, — пробормотал я, когда мы с Тайгой рассматривали снимки перед операцией. — У него там скоро своя экосистема с рыбками и русалками образуется.

— Меньше сарказма, Херовато, — отрезал Тайга, не отрывая взгляда от монитора. — Стенка кисты, судя по всему, спаяна с правым предсердием и верхней полой веной. Одно неверное движение — и мы получим кровотечение, которое не сможем остановить.

Мы вошли в операционную. Все уже было готово. Та же стерильная тишина, то же мерное пиканье, те же сосредоточенные лица. Анестезиолог махнул рукой: давление стабильное, сатурация держится, наркоз ровный. Всё под контролем. Я встал напротив Тайги.

— Скальпель.

Правосторонняя переднебоковая торакотомия. Разрез. Пила. Расширитель. Можно сказать, обычная рутина. Но когда ребра разошлись, и мы заглянули внутрь, даже я, видавший всякое, невольно задержал дыхание.

Это было жутко…

Огромный, перламутрово-белый, полупрозрачный шар занимал почти всю правую половину грудной клетки. Он был напряжен и переливался под светом ламп, словно гигантская жемчужина. Сквозь его стенки просвечивала желтоватая жидкость. Правое легкое было сжато и съежилось до размеров кулака. А сердце… сердце было оттеснено в сторону, и его правые отделы были буквально вдавлены в эту чудовищную конструкцию.

— М-да, — только и сказал Тайга. — Похоже, русалок там все-таки нет. Жаль.

Даже он не удержался от черного юмора. Это значило, что дело действительно серьезное.

— Начинаем мобилизацию, — его голос снова стал стальным. — Работай предельно аккуратно. Отсос наготове. Херовато, твоя задача — постоянно орошать ткани и следить за натяжением. Мне нужны идеальные условия.

И мы начали. Это была не хирургия. Это была работа сапера. Мы медленно, миллиметр за миллиметром, отделяли стенку кисты от окружающих тканей. Она была тонкой, как пергамент, и грозила лопнуть от малейшего прикосновения. А под ней — жизненно важные сосуды и трепещущее сердце.

Я держал в руках маленький тупфер и, словно художник, протирал операционное поле, создавая для Тайги идеальную видимость.

— Адгезия с перикардом, — констатировал он. — Очень плотная.

Это был самый опасный участок. Стенка кисты буквально вросла в наружную оболочку сердца.

— Дисектор, — тихо сказал я медсестре, предугадав его следующий шаг.

Тайга взял инструмент и начал ювелирную работу. Он не резал. Он словно просачивался между тканями, разделяя их на атомарном уровне. Я видел, как под тонкой пленкой пульсирует стенка правого предсердия. Еще одно неверное движение — и…

Но я не думал об этом. Я просто работал. Подавал инструменты, держал крючки, отводил легкое. Прошел час. Потом второй. Пот заливал глаза, спина превратилась в каменный столб, но мы не останавливались. И вот, наконец, самый сложный участок был пройден. Киста была почти полностью отделена. Она держалась лишь на тонкой ножке у основания.

— Зажим на ножку, — скомандовал Тайга.

Я наложил зажим.

— Ножницы.

Он аккуратно пересек ножку. И вот оно. Гигантское образование, еще секунду назад бывшее частью человека, теперь лежало в лотке, беспомощное и чужеродное.

— В патологию, срочно. Надо исключить нетипичный рост, — пробормотал я.

— Ушиваем, — выдохнул Тайга.

Остальное было уже делом техники. Расправить легкое, поставить дренажи, свести ребра, наложить швы. Когда я завязывал последний узел на коже, я снпочувствовал, как по телу прокатилась волна дрожи. Отходняк. Адреналин отступал, уступая место чудовищной усталости.

Мы вышли в предоперационную. Тайга снял маску и прислонился к стене. Он был бледен, и под глазами залегли темные тени.

— Хорошая работа, — тихо сказал он.

***

После той операции я, кажется, потерял счет дням. Они слились в один бесконечный цикл: обход, операции, дежурства, короткие провалы в сон на больничной кушетке и снова по кругу. Я работал на автомате, подпитываясь кофеином и упрямством. Я ассистировал Тайге на всех операциях.

Я даже похудел, а под глазами залегли такие круги, что Танака всерьез предложил мне замаскироваться под панду и пойти работать в зоопарк — мол, там хотя бы кормят и спать дают. Я почти не бывал дома. Дети с приюта присылали мне смешные рисунки и записки, которые Аяка аккуратно оставляла на моем столе