— Я доктор Граф. У меня есть допуск. — Он поморщился и отвернул голову. — Можете убрать эту штуку от моих глаз?

Второй эсэсовец сказал:

— Это гражданский из Пенемюнде, штурмман. Не узнаёшь его?

— Да, знаю. Документы!

С усталой тяжестью Граф полез во внутренний карман.

— Раз уж вы меня узнали, зачем вам мои бумаги?

Вдалеке завыла сирена.

Он протянул пропуск.

— Это запуск. Мне нужно быть там.

— Тогда что вы здесь делаете?

— Просто проверьте, ладно? — Он бросил взгляд в сторону деревьев, пока охранник неуклюже перекидывал винтовку за спину, перекладывал фонарик в другую руку и наконец осветил его удостоверение. Чувствуя раздражение Графа, тот нарочно не торопился.

— Я задал вам вопрос, доктор: что вы делаете в закрытой зоне?

Гул запуска первой ступени Фау-2 прокатился сквозь лес. Граф повернулся в сторону звука. За ним обернулись и эсэсовцы. Невозможно было определить, насколько далеко находилась стартовая площадка. В темноте появилась светящаяся полусфера, осветившая заострённые верхушки елей, которые будто бы тянулись волнами под лунным светом. Над ними медленно поднималась огненная колонна. Она достигла высоты примерно в пятьдесят метров, затем замерла. Несколько секунд она висела, пульсируя красным и синим, затем как будто начала уходить вбок. Всё ещё вертикальная, она медленно опустилась по диагонали и исчезла из виду. Лес озарился, словно в полдень летнего дня. Спустя мгновение раздался рёв — взорвались топливные баки.

Никто не произнёс ни слова, не издал ни звука — по крайней мере, так это запомнилось Графу — и тогда он вышел из оцепенения, оттолкнул эсэсовцев, спрыгнул на песчаную тропу и побежал сквозь лес.

Он бежал пару минут, пока впереди не увидел огненный шар. Только бы не боеголовка, молился он, только бы не боеголовка. Люди кричали. Фигуры метались туда-сюда. Ему хотелось закричать, чтобы все держались подальше, но он был слишком далеко. Позади него, с грохотом ломая кусты, гнались охранники. Собака лаяла. Один из них без толку свистел в свисток — действие столь же бесполезное, сколь раздражающее. Он уже собрался обернуться и прикрикнуть на него, как вдруг деревья будто наклонились в его сторону, и он врезался головой в нечто похожее на стену из земли. Рот и глаза наполнились песком. Почва ушла из-под ног. Он повис в воздухе. Руки беспомощно разметались. Спина ударилась о что-то твёрдое.

Когда он открыл глаза, лес вокруг полыхал. В дыму кружились горящие листья и обрывки бумаги. Он пополз на четвереньках, затем поднялся и, пошатываясь, двинулся сквозь обугленные деревья к дымящемуся кратеру. Почти у самого края его обогнала собака, гордо неся в зубах нечто, что, как он понял лишь позже, оказалось человеческой рукой.

На территории Данесфилд-Хауса, в спальне на дальнем конце арочного металлического барака типа ниссен, воскресенье переходило в понедельник под аккомпанемент не более громкого звука, чем негромкое посапывание спящих. Из четырёх женщин только Кэй не спала — лёжа на боку, она разглядывала светящиеся зелёные деления своего дорожного будильника с такой сосредоточенностью, что ей казалось, будто она действительно видит, как минутная стрелка сдвигается вперёд на бесконечно малую долю.

Рядом с тихо тикающим будильником, на стуле, служившем ей прикроватной тумбочкой, лежали бумаги, которые должны были стать её пропуском из этого места. Первая гласила, что офицер женского вспомогательного авиационного корпуса (WAAF) Э. В. Кэйтон-Уолш из Центрального интерпретационного отдела Королевских ВВС Медменхэм временно переведена в 33-е крыло 2-й тактической авиации. Перевод был запрошен командиром крыла К. Р. Ноузли, одобрен её непосредственным начальником, командиром крыла Л. П. Старром, и санкционирован авиационным коммодором М. С. Темплтоном, кавалером ордена «Крест за лётные заслуги». К этому рапорту скрепкой был прикреплён второй документ: грубо отпечатанный и размноженный приказ о передвижении, предписывавший ей явиться на базу ВВС Нортолт к 09:00 следующего дня. Строчки для имени, звания и номера службы были небрежно заполнены неразборчивым каракулями, сделанными синей ручкой.

Она гадала, сколько хлопот стоило Майку использовать своё положение, чтобы сделать ей это одолжение — похоже, немало, судя по тому, как Старр прошёл мимо неё, когда она ждала в холле Министерства авиации, и уехал, даже не предложив подвезти обратно в Данесфилд-Хаус. Командир крыла Ноузли, задумавшись, тоже её проигнорировал. Офицер с густыми бровями из Бомбардировочного командования подмигнул ей с понимающей ухмылкой. И только спустя полчаса лейтенант авиации, адъютант Майка, спустился по лестнице и вручил ей документы:

— Авиационный коммодор просил передать вам это.

Его манера была холодной, почти презрительной — словно лакей, которого послали расплатиться с уличной девкой.

Об этом, думала она, скоро все узнают. Старр уж постарается. Ей очень хотелось уйти до того, как проснутся остальные, но она не решалась завести будильник — вдруг разбудит их. Перевернувшись на спину, она дремала остаток ночи, временами различая крики водоплавающих птиц на Темзе или уханье сов в больших вязах. Когда в очередной — казалось, уже двадцатый — раз посмотрела на часы и увидела, что почти шесть, наконец решилась рискнуть. Осторожно выбралась из-под одеяла и зажгла спичку. Её шорох показался ей выстрелом. Она зажгла свечу.

На ней с вечера была надета половина формы, так что за пару минут она натянула юбку и куртку. Села на край матраса и всунула ноги в туфли. Скрипнула половица. Кто-то пошевелился. Из колеблющихся теней свечи донёсся шёпот:

— Что ты делаешь?

Разумеется, это была Ширли Лок.

Кэй прошептала:

— В туалет иду.

— А почему ты одета?

— Неважно. Засыпай.

Она закончила завязывать шнурки, встала и надела фуражку. Чемодан был уже собран. Она накинула тяжёлое пальто, закрыла дорожный будильник и сунула его в карман вместе с документами.