— Это мой друг, доктор.

— Доктор! Позвольте взять ваше пальто, — сказала она Графу. Он расстегнул его и передал ей вместе с шляпой. Зайдель протянул ей свою фуражку. Она аккуратно повесила всё на вешалку. Граф заметил ещё пять фуражек — три серые вермахта, две чёрные СС — и кожаное офицерское пальто.

— Ну вот! Пойдёмте.

Она провела их через дверь в бар. В воздухе висели плотные слои сигаретного дыма, недвижные в красноватом полумраке. Граммофон играл сентиментальную песню в исполнении Мими Тома. Четверо или пятеро мужчин развалились в удобных креслах, вытянув ноги в сапогах, с расстёгнутыми мундирами, курили. На подлокотниках их кресел сидели девушки. Один эсэсовец, с опущенной на грудь головой, похоже, уснул на диване, обняв двух женщин, по одной с каждой стороны, которые шептались у него за спиной. У стойки бара толпилось ещё несколько женщин. Официантка, обнажённая по пояс, несла поднос с пустыми бокалами. Ильза подвела их к тёмному углу, где стояла пара кресел лицом друг к другу, и кивнула официантке.

— Что будете пить?

— У вас есть коньяк? — спросил Зайдель.

— Конечно, есть, — с обидой ответила она.

— Видишь, — сказал он Графу, — не зря пришли.

— Коньяк, — велела Ильза. Официантка удалилась.

— Ты уже успел осмотреться? Есть кто-то тебе по вкусу?

Граф огляделся. Девушки из леса он не увидел. Зайдель спросил:

— Та рыжая, Марта — она ещё здесь?

— Сейчас посмотрю, свободна ли. А ваш друг? — обратилась она к Графу.

— Что ищет доктор?

Он вглядывался в лица у бара:

— Блондинку. Молодую. Невысокую.

Зайдель рассмеялся:

— Ты та ещё загадка, Граф! У тебя и любимый размер обуви, небось, есть?

Хозяйка кивнула одобрительно:

— Думаю, у меня есть идеальный вариант.

Она направилась к бару. Зайдель достал пачку сигарет и предложил одну Графу. Принесли коньяк. Граф выпил залпом и протянул стакан для повторения. Они откинулись в креслах. Лейтенант закрыл глаза и начал дирижировать мелодии указательным пальцем. Он подпевал Мими Тома: «Спи, малыш, спи, и пусть тебе приснится сказка…»

Ильза вернулась с высокой молодой женщиной с кудрявыми медными волосами, которая сделала усилие, чтобы изобразить радость от встречи с Зайделем. За ней, миниатюрная на её фоне, шла девочка-куколка в обтягивающем атласном алом платье без рукавов. Ярко-красная помада и густая тушь делали её почти неузнаваемой. Завидев Графа, она сразу потеряла дежурную улыбку. Остановилась и слегка откачнулась назад на высоких каблуках. Марта уже устроилась на коленях у Зайделя и обвила его шею руками. Ильза, как мать, представляющая ребёнка на смотринах, направила блондинку вперёд, держа её за плечи:

— Это Фемке. — Граф поднялся. — Видишь, милая, какой он вежливый, — прошептала она ей в ухо. — Настоящий джентльмен! Как он смотрит на тебя — сразу видно, ты ему нравишься. Почему бы тебе не отвести его наверх?

Девушка колебалась. Ильза решительно подтолкнула её:

— Иди, милая.

Медленно, с неохотой, не глядя на Графа, а будто сквозь него, куда-то в точку за его плечом, Фемке протянула руку. Он взял её — в её тонких холодных пальцах не было ни малейшего усилия — и пошёл за ней прочь из бара в пустой холл. Как только они скрылись из виду, она выдернула руку и прижалась спиной к стене. Тихо, по-немецки, она спросила:

— Что это? Вы из гестапо?

— Нет.

— Вы выглядите как они.

— Но я не из них.

— Где ваша форма?

— У меня нет формы, я инженер.

— Если вы не из гестапо, тогда чего вы хотите? — спросила она почти раздражённо, словно он напрасно тратит её время.

— Это ты у меня спрашиваешь? — Он показал ей следы укуса, у основания большого пальца.

— Как ты думаешь, чего я хочу? Я хочу поговорить с тобой.

Она открыла рот, чтобы ответить. Над ними хлопнула дверь. Они оба вскинули головы. По лестничной площадке прошли тяжёлые шаги. Сначала показались яловые сапоги, затем — чёрные брюки, и, наконец, офицер СС, застёгивающий китель на толстом животе. Он остановился у подножия лестницы, осмотрел себя в зеркале, пригладил волосы. Повернулся, увидел их, дружелюбно кивнул Графу и скрылся в баре. Фемке подождала, пока он не ушёл, затем взглянула на Графа и начала подниматься по лестнице. На полпути она обернулась через перила:

— Ну что?

Она подождала, пока он последует за ней, и пошла дальше — тонкая, прямая, почти бесплотная фигура в красном платье, неуверенно балансируя на высоких чёрных каблуках. Стены лестницы украшали портреты бюргеров XVIII века, их глаза провожали пару с явным неодобрением. На площадке стоял стол с римским бюстом. Она прошла мимо и поднялась выше, по узкой лестнице, на второй этаж. Распахнула дверь и жестом пригласила его войти.

В комнате горели свечи, создавая соблазнительный полумрак. Она включила верхний свет — и очарование рассеялось. Закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Её слегка трясло. Заметив, что он это увидел, она скрестила на груди худые обнажённые руки, будто пытаясь скрыть дрожь.

— Ну? Что дальше? Мы трахаемся или как?

Она выглядела такой юной — крошечной и дерзкой — что ему почти стало смешно.

— Нет, не беспокойся. Без обид, но я не хочу.

Его внезапно охватила усталость. И опьянение. Он подошёл к кровати и сел на край. Из соседней комнаты доносился скрип пружин, ритмичные удары изголовья о стену. Женский голос вскрикнул. Он закинул ноги на матрас и лёг во весь рост. Кровать была куда мягче, чем его койка в Схевенингене. Комната закружилась. Он закрыл глаза. Слышал, как девушка перемещается по комнате. Когда снова открыл их, она стояла над ним, направив в его горло кухонный нож.