Из саг видно, что раб, в том числе и живущий в доме господина, мог иметь свои деньги и, например, купить себе жену у другого хозяина. Но прав на совместных детей он не имел; судя по областным законам, так было и позднее, в течение всего XIII в. Эрлинг (и, разумеется, не он один) давал возможность своим рабам выкупиться на волю, для чего также требовались деньги. У некоторых рабов были не только деньги, но и другое собственное имущество. Так, у хозяйки Ингебьёрг был раб по имени Коль, который владел хорошим мечом под названием «Серый клинок», приносящим, как считали, победу. Одолжив этот меч, сын херсира Гисли убил убийцу своего брата, но меч не отдал, а раба, владельца меча, также убил [1290] .

Раб не обладал юридической правоспособностью. Его брак рассматривался как сожительство. За нанесение чужому рабу увечья или его убийство отвечали перед господином этого раба. Но если раб был невиновен, убийца должен был «до третьего захода солнца» лично доставить его хозяину довольно большую положенную виру – 12 эйриров серебра. В саге описывается, как торжественно везли кошель с этим серебром 30 конных молодцов – хозяин, свидетели и охрана, и в конце концов привязали кошель к двери истца [1291] . В таком случае тяжба не возбуждалась. Соответственно, хозяин нес и ответственность за поступки своего раба.

Как рассказывается в «Саге о Названых Братьях», на вопрос Тормода «Что ты за человек, Одди?» ответом были слова: «Я бродяга и хожу, где укажут…» [1292] В связи с «Сагой о Битве на Пустоши» (событие начала XI в.) возникло мнение, что окружные хёвдинги были вправе ограничивать свободу передвижения рабов, бродяг и умалишенных, поскольку «соседи не хотели их у себя видеть» [1293] .

Очевидно, что рабы, как и бродяги, стояли вне гражданского общества саг – общества свободных и полноправных хозяев. В некоторых случаях голос рабов становится слышен в связи с какими-то общественными событиями. Так, в «Саге о Хаконе Добром» (гл. XV) рассказывается, что, когда конунг при введении христианства объявил, что в воскресенье не положено трудиться, а два дня в неделю необходимо соблюдать пост, рабы и батраки стали роптать, говоря, что в таком случае они ослабеют от голода и вообще не смогут работать.

Отношение в обществе к рабам выглядит не вполне однозначным. С одной стороны, как можно убедиться, на рабынях женились богатые и известные люди. Но в абсолютном большинстве это были женщины, происходившие из знатных семей. И даже Олав Святой не унизил себя, женившись на незаконной, но признанной отцом дочери шведского конунга Олава от рабыни. Был устроен грандиозный свадебный пир, розданы богатые подарки; жена родила конунгу троих сыновей, и «он всегда считался с ней» («Сага об Олаве Святом», гл. XXXXIX–XCII). А рядовые хозяева нередко доверяли проверенному рабу важные функции в своей усадьбе, на корабле, в бою.

С другой стороны, рабов презирали, назвать кого-либо рабом или служанкой, сыном раба или служанки – «это хулительные слова», т. е. немалое оскорбление. И иногда это делали намеренно. Ревнивая королева называет мать пасынка «служанкой», что в понимании того времени было равнозначно «рабыне» [1294] . Положение рабыни-наложницы даже знатного человека, как и сына наложницы от него, приносило «мало чести и мало любви», – пришла к заключению одна из таких женщин [1295] . «Мало чести рабам», – констатирует сага [1296] .

Выше уже рассказывалось о том, что, когда умница, красавец и щеголь Олав Павлин, сын рабыни знатного происхождения и ее родовитого хозяина, посватался к дочери скальда Эгиля Торгерд, она рассерженно сказала отцу: «Ты хочешь выдать меня замуж за сына служанки, пусть он и красив и превосходит всех…» Как уже известно, Олав не отчаялся; разряженный и овеянный славой, он приехал свататься вторично, подарив, к тому же, Эгилю дедов дар – отличный меч. Тут уж гордая девица не устояла. Свадьба состоялась, и они жили потом прекрасно.

Уже известен эпизод и из «Caги oб Эгиле», где рассказывается об одном бонде, который был «красив, богат, но возвысился из низкого рода»; вероятно, он происходил из вольноотпущенников. Однажды знатный немолодой вдовец, познакомившись на одном из пиров с его совсем молоденькой дочерью, вскоре приехал к нему с большой свитой и потребовал, чтобы отец отдал ему девушку на условиях «неполной свадьбы» – на роль «официальной» содержанки. Бонд был вынужден согласиться. После смерти старика женщина ничего не получила из его наследства и вернулась с детьми в дом отца, где растила их без мужа [1297] .

Эти эпизоды весьма показательны для отношения тогдашнего общества к людям несвободного происхождения. Даже будучи свободными во втором-третьем поколении, добившись благосостояния, даже завоевав славу, они все равно несли на себе следы бывшего рабства. И по сагам трудно судить, сколько поколений потомков раба должно было упорно и добродетельно трудиться, совершать славные дела, чтобы перечеркнуть рабское клеймо. Но для этого имелись и другие пути, например брак потомка вольноотпущенницы со свободной (или наоборот, см. ниже), что, впрочем, бывало нечасто в среде, где браки обычно хорошо рассчитывали, обдумывая выгоду для всей семьи.