В «Саге о Харальде Серая Шкура» говорится, что в голодный год, когда не родился хлеб и скот нельзя было выпускать на поля, поскольку с них не сошел снег, правитель закупил для людей скот, собрав с них всего «по деньге» (?), а сельдь приобрел на свои средства, продав запас стрел [1431] .

А Олав сын Трюггви был крестителем Норвегии, он объединил эту страну и стал чеканить собственную монету.

В кратковременное правление в Норвегии Свейна Датского, сына Кнута Могучего (первая треть XI в.), «…никто не мог уехать из страны без разрешения конунга, а если он все же уезжал, то все его владения доставались конунгу. Тот, кто совершал убийство, лишался земель и добра. Если человеку, объявленному вне закона, выпадало наследство, то это наследство присваивал конунг». Свейн наложил на бондов большие подати, кроме того, он принуждал их строить для себя дома, т. е. выполнять строительные отработки [1432] . «От каждых семи человек старше пяти лет (?!) один человек должен был идти в войско конунга (когда он объявлял сбор ополчения). На каждом выходящем в море корабле следовало оставлять место для конунга». Каждый, уезжающий в Исландию, кто бы он ни был – иноземец или местный житель, был обязан уплатить конунгу пошлину. К тому же при тяжбах свидетельство одного датчанина «перевешивало свидетельство десяти норвежцев». Наконец, каждый, выходящий в море по любой надобности, обязан был отдать конунгу пять рыбин [1433] .

Этот материал уже использовался ранее, но в ином аспекте. Между тем и в связи с темой данного очерка он весьма интересен. По существу, он содержит сведения о характере королевского правления и законов в Дании; в таком объеме они – единственные в сагах. Очевидно, что распорядки в этой стране при Кнуте Великом были намного жестче, нежели у скандинавов-соседей, что и вызвало волнение среди норвежцев. Очевидно также, что в Дании короли действовали более решительно, обладали значительно большими правами и привилегиями, особенно в отношении имущества подданных.

Уже в конце XI в. Кнут II Свейнссон попытался ввести в среде знати вассальную систему, упорядочить поборы с бондов и освободить трэлей от личной зависимости. Судя по «Саге о Кнютлингах», крестьяне, которых, видимо, подстрекала знать, убили его в соборе. Позднее Кнут II стал первым датским святым, для бондов – «Божьим королем».

Еще раньше король-викинг Свейн Эстридсен (1047–1074), внучатый племянник Кнута Великого, вошел в историю, помимо всего прочего, благодаря тому, что при содействии Адама Бременского разделил страну на 7 епископств, а последние на приходы, наделил епископов земельной собственностью; в 60-х гг. XI в. он пожаловал земли августинскому монастырю [1434] . Интересные отклики в «Роскилльской хронике» получили четыре (из пяти по очереди правивших в стране) его (незаконных – при наличии законных!) сына, которые возглавляли Данию в общем в течение 60 лет (1074–1134). О Харальде Точило сага говорит, что он был «муж замечательный, правитель справедливейший. Он приказал передать в общее пользование леса, которые присвоили себе только знатные люди» (!). Его брат Олав Голод получил такое прозвище потому, что в течение всего девятилетнего правления этого короля страна страдала от голода. Бедствие закончилось при его брате Эрике Добром (1095–1103), который «напридумал много жестоких и несправедливых законов», содержание которых не излагается. Последний сын Свейна Нильс был «муж смирный и бесхитростный, совсем не правитель»; но при нем светская знать вступила в очень серьезные противоречия с клириками, в которые оказались втянутыми и многие бонды (см. выше) [1435] .

Сколько-нибудь связные, последовательные сведения о правах королей в сагах найти трудно, тем более что от страны к стране, от правления к правлению полномочия правителей менялись. Возникает впечатление, что каждый правитель имел столько прав, сколько смог получить.

В Норвегии права короля в какой-то мере прописаны в Законах Гулатинга. Но только при Магнусе Эрлингссоне (1161–1184) были приняты законодательные установления относительно престолонаследия и состава выборщиков короля. То, что во времена восстания биркебейнеров во главе со Сверриром, а позднее в битве конунга Магнуса с повстанцами-«посошниками» погибла значительная часть норвежской родовой знати, способствовало укреплению позиций короля, хотя упорядочение королевской власти растянулось на ряд столетий. Мотивация законодательной деятельности в XIII в. оставалась прежней: исправление, а не введение новых законов. Не случайно Магнус сын Хакона (1263–1280), введший очень важные новые законы, прозывался Исправитель Законов [1436] . Но по-прежнему законы должны были одобряться тингом.

Касающихся Швеции материалов такого рода почти нет. Но из car, например, следует, что судебные решения, связанные с собственной персоной, король принимал единолично, хотя и прислушивался к советам своего окружения. О некоторых законах известно из других, обычно более поздних источников, особенно из разделов «О правах короля» областных законов, начиная с первой трети XIII в., на которые оказало влияние (впрочем, незначительное) римское право, в частности на отношение к особе государя. Затем из «Хроники Эрика» узнаем о реформах ярла Биргера, правившего при Эрике («Шепелявом и Хромом», середина XIII в.). Наряду с законами об участии женщин (уже после выделения приданого?) в наследовании имущества после отца, в том числе недвижимости, о неприкосновенности («мире») двора бонда и другими был введен закон о королевской клятве. Ярл Биргер также «построил Стокгольм», точнее, построил крепость при поселении (скорее всего, рыбацком), вокруг которой выросла столица страны; наличие столицы очень важно для централизации каждого государства. В ряде областных законов Швеции последней четверти XIII в. (в Младшем изводе Вестгёталага, а также Упландслаге, Хельсингелаге) мятеж против короля, независимо от побудительных мотивов, карается лишением виновных жизни и конфискацией всего их имущества в пользу короны. Только в конце 70-х гг. XIII в. в шведском латиноязычном дипломе впервые упоминается «королевское величество» (regia majestas), за оскорбление которого и мятеж через несколько лет была казнена группа знатных уппландцев (Фолькунгов), а их значительная собственность конфискована [1437] .

Но в какой мере эти установления, как и более поздние законы Норвегии, включают в себя или отражают обычаи двухсотлетней давности? Одно ясно: власть монарха в Скандинавских странах еще долго была, пусть и в убывающей степени, ограничена знатью и идущими за ней бондами, особенно в ландах.

Воплощением этого ограничения был институт тинга [1438] . Об этом уже говорилось в связи с выборами и смещением королей, теперь пора сказать об этом органе в контексте полномочий избранного государя.

Монах Римберт рассказывает о том, как епископ-миссионер Ансгарий и сопровождавшие его лица прибыли около 850 г. в главный торговый центр свеев Бирку с тем, чтобы добиться разрешения построить там церковь и проповедовать христианство. Ансгарий обратился к местному королю Олаву, чья резиденция была по соседству, на островке Альснё, за разрешением. Король был согласен, но сказал, что он не может решить этот вопрос самостоятельно и должен созвать народное собрание (placitum) свеев в Бирке и «в другой части государства». Подобным же образом позднее, как повествует «Сага о Хаконе Добром» (гл. XV), норвежский король уговаривал бондов принять христианство на областном народном собрании – Фростатинге [1439] .

Затем, когда исторические области-ланды превратились в административные округа, роль местного судебного и, отчасти, законодательного органа взяли на себя ландстинги, где, как когда-то на тинге племени, регулярно напоминалось и толковалось обычное право. Там же решались вопросы о соответствии обычаям ланда новых постановлений короля, новых налогов или порядка их взимания, созыва нового ополчения и т. д. Контролирующая и прочая деятельность тингов, вообще политическая позиция ландов занимали в отношениях с королевской властью, в обозначении и ограничении ее полномочий роль, которую трудно переоценить. Не случайно анонимный автор хроники «Христианские короли Швеции», намереваясь похвалить короля Инге Старого (ум. 1118), написал о нем: «Никогда не нарушал законы, которые были высказаны и приняты в каждом ланде». И позднее, в период кодификации областных законов, эти своды лишь за редким исключением составлялись в самих ландах, но под руководством лагманов, и принимались на ландстингах, что играло заметную роль в консервации патриархальных обычаев. Различия в некоторых законах отдельных ландов и большая роль областных тингов в решении государственных вопросов говорят как об ограничениях королевской власти в Швеции, так и о недостаточной централизации страны еще в XIII в.