Девушка открыла заметки в телефоне и приготовилась записывать:

— Мне нужна его биография. Подробная, но без длинных рассказов о детских шалостях.

— Как прикажете! — хмыкнул Потехин. И очень скучным голосом начал диктовать: — Мой младший брат Петр родился в тысяча восемьсот семьдесят девятом году. Подвизался в банковском деле.

— Аферы вам помогал проворачивать? — уточнила Василиса.

— Почему сразу аферы? — возмутился Кондратий Вениаминович. — Да, он помогал мне в делах. У него был дар… эм-м… коммерсанта. Скажем так!

— Редкий проныра, одним словом.

— Если вы намекаете, что это он меня убил, то ошибаетесь, — сухо произнес призрак. — Нас в детстве воспитывали должным образом, Петенька не должен был на брата руку поднять.

— Так «Петенька» или все-таки «противный был»? — уточнила Василиса.

— Переходите к следующему вопросу, — не глядя на нее, процедил сквозь зубы Потехин.

Девушка довольно улыбнулась: допекла-таки зарвавшегося барина!

— Ваш брат был женат?

— Да, был, но наследников не имел. На деньгах женился, с супругой жил раздельно.

— Расскажите о своем компаньоне.

— Потрошков Степан Игнатьевич, штабс-капитан. В семнадцатом году служил в военном министерстве.

— На побегушках был?

— Почему сразу на побегушках? Степан Игнатьевич революцию полностью поддержал, что весьма укрепило его дела. Он выполнял всякие деликатные поручения сначала при Гучкове, а потом при Керенском.

— Я правильно понимаю, он отвечал в вашем предприятии за силовую сторону?

— Может, вы меня и понимаете, а я нет! Иногда вы так странно выражаетесь, барышня. И кто вас только языку учил? Вы хоть гимназию окончили?

— Окончила-окончила. И институт тоже, — пробормотала Василиса, отрывая взгляд от заметок.

Она сжала-разжала кулак, разминая кисть, сделала пару поворотов головой. Подвигала плечами, поднимая то одно, то другое.

Кондратий Вениаминович изумленно смотрел на ее странные движения, даже о трубке своей забыл. Василиса еле сдержала язвительную ухмылку: пусть полюбуется на манеры современной молодежи. А то дай ему волю, заставит всех барышень корсет носить и книксены делать. Непрерывно!

Впрочем, Потехин быстро взял себя в руки:

— Неужели Институт благородных девиц своим присутствием почтили? — Призрак насмешливо прищурился. — И вас туда приняли?

Но девушка не ответила ему. Ее взгляд зацепился за непонятное пятно на полу. Оно темнело как раз за призраком. Кондратий Вениаминович был, конечно, прозрачным, но не настолько, чтобы сквозь него рассмотреть подробности.

В прошлый раз там ничего не было, это Василиса хорошо помнила.

— Вы куда? Что вам надо?! — взвизгнул призрак, когда она, вскочив, метнулась вперед.

Церемониться с привидением пошлого барина Василиса не стала: прошла прямо через Кондратия Вениаминовича. Обойти его не получилось бы: тесновато на «антресолях»! Пришлось действовать напрямик.

Внутри призрака было на редкость противно — будто в сухой шершавый туман попала. Схватив добычу, Василиса поспешно отступила на шаг и только тогда рассмотрела, что у нее в руках. Она держала две не очень потрепанные книги в мягких обложках. «Иван Бунин "Темные аллеи"» было написано на верхней.

Журналистка попыталась открыть книгу, и та сама развернулась. Видимо, на эту страницу часто заглядывали. Взгляд сразу же выхватил несколько строчек:

«— А у Ли, — спросил Генрих, — груди, конечно, острые, маленькие, торчащие в разные стороны? Верный признак истеричек.

— Да.

— Она глупа?

— Нет... Впрочем, не знаю».

Василиса облегченно рассмеялась: вот откуда Кондратий Вениаминович черпает свои пошлости. Но где призрак, привязанный к пустому дому, взял современные книги?

— Вы где?.. — начала она, поднимая голову, но сразу же осеклась. — Ой! Извините! Я случайно.

Призрака рябило. Причем сильно, как старый советский телевизор, который из всех настроек понимал только одну — по крышке кулаком стукнуть. Кондратий Вениаминович шел то волнами, то зигзагами, то мелкой снежной крупой.

— Вам помочь? — на всякий случай спросила Василиса.

В ответ раздался невнятный бубнеж, из которого девушка разобрала только «беспортошная ветрогонка». Навострив ушки, она попыталась вычленить другие ругательства — интересно же! — но барин перешел на сплошное шипение и судорожные всхрапы.