Обставил он убийство так хитро, что когда Буров младший попытался обвинить в этом Полтора Ивана на сходке воров, тот легко отбрехался. А после сходки пообещал юного Бурова отправить вслед за отцом. Пришлось бежать из Москвы. И лучшим укрытием для него стала служба в армии, куда поступил вольноопределяющимся, так как за его плечами было четырехклассное городское училище. Отец не только воровским умениям учил, но и потратился на его образование. А через два года службы попал двадцатитрёхлетний Пётр по воле случая в Дворцовую полицию. И дальше была служба с Ермаком по охране цесаревича, а потом операция в Лондоне, и, как результат — бывший сын вора-медвежатника стал потомственным дворянином и владельцем весьма доходного имения рядом со столицей.

Буров вновь осмотрел пространство перед собой, фиксируя своё внимание на лицах. Фото доверенных людей Графа он сегодня досконально изучил.

«Есть, — подумал агент, увидев молодого человека, одетого по последней петербургской моде с тростью в руке. — Антон Павлович Смородинов по кличке Шмель. Талантливый вор-карманник. Работает по крупным карасям* с пухлыми лопатниками** и шмелями** в театрах, музеях, ювелирных салонах и магазинах. Отсюда и кличку такую получил. Говорят, просто мастерски избавляет жертву от толстого бумажника. Ходит слух, что однажды Шмель на ходу достал у одного солидного на вид клиента табакерку, убедившись, что она недорогая, нюхнул табаку и вернул табакерку назад, а хозяин этого даже не заметил».

* солидный и богатый мужчина.

** портмоне и бумажник набитый деньгами.

Буров скосился на своего напарника и кивнул глазами на вора-карманника, который садился в конный экипаж, стоящий недалеко от них.

— Вижу. К Ваньке-Разбойнику в пролётку сел. Тяжело следить будет, Ваше благородие, — тихо произнёс филёр.

— Почему, Иван Архипович? — также тихо спросил Буров у напарника по слежке.

— У Ваньки в поднимающемся верхе пролётки специальные отверстия, скрытые с зеркалами сделаны, чтобы пассажир имел возможность наблюдать едет сзади кто или нет. Его экипажем воры, как правило, пользуются, чтобы проверить, следят за ними или нет. Ну, да ничего, в зависимости от того, как он покинет квартал и куда поедет, передадим его следующим филёрам, а сами подстрахуем, — произнёс полицейский и тронул нашу пролётку, направляя её вслед начавшего движение экипажа с курьером или посланником Графа к Рогозе.

По поводу других филёров дело обстояло следующим образом. Дом, где была квартира Графа, по периметру Сенной площади сторожило двенадцать экипажей филёров, а ещё сорок четыре были расставлены на всех перекрёстках в квартале и дальше на возможных путях следованиякурьера.

Откуда такое количество экипажей, спросите вы. Из императорских конюшен выбрали всё, что можно было бы использовать без подозрений, все экипажи Сыскной части и Охранного отделения столицы. Такой сети наружного наблюдения, где кроме экипажей были задействованы и представители конно-полицейской стражи для осуществления связи между наблюдателями, столица, да и любой другой город мира не видел ещё никогда.

В операции «Перехват» было задействовано пятьдесят шесть экипажей филёров и сто пятьдесят конных полицейских. Ермак, Кошко, начальники филёровских отрядов полиции и охранного отделения, вместе с командиром конно-полицейской стражи просидели большую часть ночи и всё утро над картой Санкт-Петербурга, составляя схемы расположения наблюдателей, уточняя количество участников операции, порядок их взаимодействия и связи.

«Да, голубчик, ты даже не представляешь, какие силы брошены на слежку за тобой», — подумал Буров, посмотрев вслед коляски со Шмелём.

Проехав мимо экипажа с Зарянским, Буров обменялся с ним взглядами. Их пролётка оставалась на месте для дальнейшего наблюдения. Шмель мог быть тем, кого Граф послал к Рогозе, а мог и не быть. Таких, как Смородинов у авторитета было пять доверенных человек, о которых знал Кошко, и всех их надо было отследить.

Толя Смородинов по кличке Шмель ехал в пролётке, периодически поглядывая в зеркала, которые открыл и установил в определённом положении на боковых поверхностях открытого верха экипажа.

Доехав до середины Спасского переулка, увидел, как им вслед с Большой Садовой свернул ещё один экипаж. Изображение дёргалось и тряслось из-за неровности дороги, поэтом лица извозчика и пассажира Шмель не мог рассмотреть. Да и далеко было до пролётки то ли преследователей, то ли попутчиков.

— Есть кто, али нет? — не поворачивая головы, спросил Ванька-разбойник, получивший это прозвище за свой звероватый вид.

Да и слухи ходили в определённых кругах, что не все пассажиры этого извозчика доезжали до места назначения, бесследно пропадая по дороге.

— Одна пролётка, но не пойму кто. Больно конь хорош для филёров. У них таких и не было никогда. Да и экипаж дорогой, почти новый. Но всё равно ты меня, Иван, до Казанского собора довези, а дальше я сам, — произнёс вор и ещё раз посмотрел в зеркало.

— Как скажешь, Шмель. Наше дело маленькое, — извозчик хлестнул коня по бокам вожжами, подгоняя того.

Когда пролётка свернула с Невского проспекта на Казанскую улицу, Шмель увидел, что следовавший за ними экипаж с одним пассажиром проехал по проспекту дальше. Несколько расслабившись, курьер с малявой распрощался с Ванькой-Разбойником у Казанского собора, сунув тому трояк, хотя цена поездки не превышала гривенника.