— Вернее всего, ещё в порту Брунсбюттель, где располагается вход-выход в Канал кайзера Вильгельма в Северном море. Шифрованная телеграмма оттуда вчера пришла в твой центр. В телеграмме, как мне доложил шифровальщик, Кононов просит вернуть «Сидней» и «Рион» на базу для капитального ремонта и отдыха личного состава. Я уже отдал приказ возвращаться «Риону» в Кронштадт, а пловцам на свою базу. Войдут в Балтику и «Сидней» поменяет название и флаг. Степан Осипович очень просил их в своё распоряжения для участия в налёте на Дюнкерк, но я не разрешил.

— Спасибо, Михаил Александрович. Они действительно устали, а сделали столько, сколько весь наш флот не сделал. Тем более, Степан Осипович без моего разрешения итак забрал к себе четыре команды боевых пловцов с минами и подводными носителями, расположив их на вспомогательных крейсерах «Петербург», «Лена», «Саратов» и «Орёл». Хорошо, что они в составе Тихоокеанской эскадры, а то бы адмирал не удержался бы от того, чтобы использовать их в атаке на англо-французскую эскадру в порту Дюнкерк, — я раздражённо резко выдохнул и мотнул головой.

— Я тоже так думаю, — усмехнулся регент. — Степан Осипович большой любитель нововведений на флоте, особенно по минным атакам. Будь его воля, он бы и подводные лодки с собой утащил, чтобы и их использовать в этой операции.

— В смысле с собой. Он что, всё-таки убыл к нашей Балтийской эскадре? Вы же ему запретили, — удивился я, зная, как Макаров рвался вместе с Балтийской эскадрой в бой, а Михаил ему не разрешил этого сделать.

— Три дня назад тайком сел на поезд и уехал в Берлин, никого не предупредив. Узнали об этом только на следующий день, после того, как он дал в морское ведомство телеграмму из Берлина, — великий князь весело улыбнулся.

А я захохотал почти так же, как ржал несколько минут назад Михаил.Полный адмирал в свои почти шестьдесят лет Степан Осипович поступил, как безусый гардемарин, сбежавший тайком на войну. Но в этом весь характер боевого адмирала. Стопроцентно он лично поведёт Балтийскую эскадру в бой.

Да и Тирпиц поступит точно также. Всё-таки моряки, они немного отмороженные на голову, и в этом вопросе не зря считают себя «белой костью». Хоть офицеры, хоть рядовой и унтер-офицерский или, как там правильно, боцманматский состав.

— Да… Степан Осипович в своём репертуаре… Будем надеяться, что он и наша эскадра уцелеют, — произнёс я, отсмеявшись.

— Тьфу, тьфу, тьфу, — Михаил трижды сплюнул через левое плечо. — Не сглазь, Тимофей. Я ещё и за Сандро переживаю. Он обещал Ксении, что не будет участвовать в налёте на Дюнкерк. А с пристани под Варшавой два часа назад пришла телеграмма, что он на «Беркуте» возглавил вылет эскадрильи дирижаблей. Я Ксении ничего не говорил и ты молчи.

Опа… Михаил вновь разволновался и перешёл на «ты».

— Я понял, Михаил Александрович. Буду нем, как рыба. Я, кстати, за обедом то же кое о чём умолчал, не желая тревожить Елену Филипповну.

— И о чём умолчал? — регент вопросительно посмотрел на меня.

— Кажется, заговорщики планируют новое покушение на вас всех, то есть на всю младшую ветвь Александровичей. И это будет что-то неожиданное, такое, что разнесёт Гатчинский дворец по камушкам, — произнёс я и замолчал.

— Что значит по камушкам?! — удивился Михаил.

— Так заявила ваша двоюродная сестра Елена Владимировна, когда у неё началась истерика, а после бредовый психоз. Во время этого бреда она также кричала, что уничтожат всех младших Александровичей вместе с дворцом, — я поморщился, как от зубной боли. — Ещё она сказала, что её операция по моему уничтожению, это только первый этап большого плана по смене династии в Российской империи.

— И кто же будет следующим императором, если всех нас уничтожат? Не Дмитрий ли Павлович? И что произошло во время задержания Елены, что у неё начался психоз? — задал сразу несколько вопросов регент.

— Тур, точнее, хорунжий Верхотуров Елену Владимировну сильно щитом приложил во время захвата. Он в комнату первым входил, а она с боку у дверного проёма с револьвером в руках стояла. Он на рефлексах и ударил. Она без сознания почти полчаса была. А когда очнулась и меня увидела, у неё истерика началась, а потом и психоз, по диагнозу профессора Баженова. Может быть, на неё так удар повлиял…

— Да, нет. Она и в детстве была с заскоками. В четыре года ножом своей воспитательнице руки порезала в гневе, когда та пыталась её успокоить, — перебил меня Михаил. — И что она подразумевала под тем, что уничтожит нас вместе с дворцом, разнеся его по камушкам?!

— Пока не знаю, Михаил Александрович, но узнаю.

— Это поэтому курсанты Аналитического центра и первого, и второго курса ещё два дня назад покинули центр и разъехались в неизвестном направлении, и Ширинкин чуть ли не всех своих агентов отправил в столицу.