Пара кирасир, стоя над люком, друг против друга начали потихоньку вытягивать императора из подземного хода, а находящийся внизу кирасир страховал этот подъем. Прошло секунд пять-шесть, которые показались мне вечностью, и над люком показалось бледное, как мел лицо Александра. Ещё несколько секунд, и кирасир осторожно передал мне из рук в руки мальчика, правая рука которого в локте была вывернута под неестественным углом.

— Дядя Тимофей, а я знал, что ты меня спасешь, — прошептал Александр и потерял сознание.

Я, отойдя от люка, дошел до кареты с мальчиком на руках. Там уже меня ждал наш Овод с большой аптечкой, но я отрицательно махнул ему рукой, после чего мы вместе аккуратно занесли императора внутрь кареты и уложили на сиденье, стараясь не побеспокоить сломанную руку.

Словно из ниоткуда появилось одеяло, которым Бирюков осторожно накрыл юного императора.

— Откуда?! — я кивнул головой на одеяло.

— Кирасиры поделились, Ваше превосходительство, — честно глядя мне в глаза, ответил казак.

— Ой, Овод, попадешься ты когда-нибудь, и тебе что-то оторвут…

— Ваше превосходительство, ей богу, сами целую пачку одеял дали, когда их унтеру сказал, что мы сейчас поедем императора с императрицей и другими детьми спасать. Я же знал, что вы именно их спасать в самую первую очередь будете. Вот и сказал. Там в багаже два десятка одеял лежит. Все чистые, новые. Муха не сидела.

— Тогда, молодец, шельма.

— Рад стараться, Ваше превосходительство.

Только я выбрался из кареты, как на мне повис Алексей.

— Дядя Тимофей, ты, где был?! Знаешь, как без тебя страшно было?! А как холодно!

Я прижал замерзшего ребёнка к себе, а в горле запершило. Впервые Алексей так открыто проявил ко мне свои чувства. Если Александр открыто демонстрировал ко мне своё расположение, как к близкому человеку, то его младший брат был со мной более официальным и сдержанным.

— Всё хорошо, Алексей. Всё закончилось, — я, держа ребенка на весу, начал гладить его затылок и спину.

Брат императора, обняв меня за шею, начал всхлипывать, а потом разрыдался

— Всё, всё, Лёшенька. Всё прошло, — я продолжал гладить ребенка, а сам смотрел на колодец, из которого кирасиры уже практически достали Ирину, старшую дочь Ксении и Сандро.

Я кивнул головой Оводу, показывая на девчонку одетую в легкое бальное платье, и произнёс лишь одно слово: «Одеяла».

Казак тут же метнулся к багажному отсеку кареты и, достав стопку одеял, побежал к колодцу. Еще пара секунд и Ирина, закутавшись в одеяло, отошла в сторону, наблюдая, как кирасиры споро начали вытягивать из колодца следующего спасаемого. Им оказался её брат Андрей.

Далее были вытащенные из подземного хода дети Великого князя Константина Константиновича: Иоанн, Гавриил, Татьяна, Константин, Олег и Игорь. Старшие из них кадеты Иоанн и Гавриил тут же включились в спасательную операцию. Я же, успокоив Алексея, пытался, как мог отвлечь от случившегося, закутанных в одеяла младших Константиновичей. Бирюков вернулся к карете и наблюдал за императором, страхуя его сломанную руку.

После детей на поверхность после споров, которые мы слышали, вытащили императрицу. Та, накинув на себя одеяло, тут же пошла ко мне.

— Как ты здесь оказался, Тимофей?! — спросила Елена, пытаясь волевым усилием остановить дрожь, которая сотрясала её.

— Так сложились обстоятельства, Ваше императорское величество. Великий князь Николай Николаевич сообщил, что вы с детьми направились в подземный ход после начала артобстрела…

— Кто это сделал?! — перебила меня императрица, голосом которой можно было заморозить воздух.

— Пока не знаю, Елена Филипповна. Но надеюсь, удастся захватить пленных и их допросить.

— Где Михаил, Ольга и Коленька?! — теперь в голосе императрицы было волнение, и даже страх.

— Пока тоже не знаю. Сейчас для тушения пожара во дворце прибудет полк кирасир. Картина должна прояснится. Николай Николаевич сообщил мне, что Михаил Александрович вместе с Сергеем Михайловичем побежали за детьми на второй этаж Арсенального каре, как и Александр Михайлович с Дмитрием Константиновичем и полковником Мордвиновым. Надеюсь, им всё удалось, и они выбрались из дворца, — я говорил, а сам смотрел поверх головы императрицы, за спиной которой пожар третьего этажа Арсенального каре, как раз над комнатами тех, о которых мы говорили, разгорался всё сильнее.