— Живы, но оба ранены. Императрица контужена, а у императора сильно поврежден локоть, но господин Ли постарается спасти ему руку. Великий князь Михаил Николаевич погиб. Остальные, кто был в подземном ходе все живы и целы, — ответил я, стараясь выглядеть спокойным.

Великий князь, сняв солдатскую шапку-папаху, перекрестился.

— Царства небесного Михаилу Николаевичу. А у нас Георгий Михайлович и его Мария легкораненые. Их осколками стекла посекло. Ниночка их жива, а младшая Ксения погибла вместе со служанкой. Маша в себе замкнулась и мертвую Ксению никому не отдает. Они в офицерское собрание добрались, когда я сюда уже уходил, — Ник Ник вновь перекрестился и одел шапку. — Мишу с Ольгой и Коленькой, и Сергея пока не нашли. Сандро с детьми и Константина Константиновича с младшим Георгием тоже никто не видел.

Я аж зажмурился и застонал, то ли про себя, то ли вслух. Если все, кого перечислил великий князь, погибли, то потери семьи Романовых просто катастрофичные.

— А Николая Михайловича кто-нибудь видел? — я поинтересовался судьбой Главнокомандующего войсками Гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, которые надо поднимать по тревоге и вводить военное положение в столице и Санкт-Петербургской губернии.

Бог его знает, как дальше события будут развиваться, может 2-я Гвардейская пехотная дивизия под командованием генерал-лейтенанта Евреинова в Санкт-Петербурге бунт поднимет прямо сейчас. А от Царского Села до Гатчины трём полкам лейб-гвардейской бригады генерал-майор Кашерининова по дороге меньше тридцати вёрст. Один пеший переход. К обеду уже здесь будут.

— Николая тоже никто не видел, — Ник Ник поморщился.

Великий князь недолюбливал русского «Филиппа Эгалите» за его офранцуженные политические симпатии и либеральные взгляды. А ещё Ник Нику было обидно, что Николай II Главнокомандующим войсками Гвардии и Санкт-Петербургского военного округа назначил не его, а Николая Михайловича.

— А вы куда направлялись? — поинтересовался великий князь.

— Джунг Хи надо взять в его комнате медицинские инструменты и лекарства для проведения операции с рукой императора. Счет идёт на минуты для того, чтобы спасти Александру руку. Старший врач полка кирасир Генрих Васильевич на своей квартире, когда прибудет неизвестно. Да он больше администратор, чем врач, а тем более хирург. Лейб-медик Боткин Евгений…

— Он погиб, нашли его труп, — перебил меня Николай Николаевич.

— Царство ему небесное, — быстро сняв папаху, обмахнул я себя крестом и продолжил:

— Покойный Евгений Сергеевич был очень хорошим физиологом, а как хирург не очень. Вот и остается господин Ли и его внучка Мария Федоровна, которая отличный врач и хирург.

Великий князь с удивлением посмотрел на меня. Нет, он был в курсе, что Мэй помогала своему деду в аптеке в Японии, но о том, что она ещё и хирург не знал. В принципе, как и я. Хотя, нет. Я-то был свидетелем, как она в тринадцать лет своего деда оперировала.

— Моя внучка, действительно, очень хороший хирург. Я думаю, что она спасет молодому императору руку. Но ей надо кое-что принести из наших запасов. Император Коджон по просьбе своей дочери снабдил нас при отъезде отличным медицинским инструментом и лекарствами, — спокойным голосом и с маской невозмутимости на лице произнёс Ли.

— Тогда не буду вас задерживать. Спасите императора и императрицу, — сказав это, Ник Ник резко развернулся и двинулся в сторону Арсенального каре, а мы с Джунг Хи пошли в его комнату.

Через некоторое время мы уже были в лазарете, где бушевал настоящий словесный шторм. Старший врач лазарета полка «синих кирасир» коллежский советник Ольдерогге Генрих Васильевич пытался убедить пришедшую в себя императрицу, что руку императора не спасти и её по середину плеча надо ампутировать. А Елена Филипповна истерично требовала, чтобы лечили её сына и руку ему сохранили.

Этот спор происходил в комнате, предназначенной для проведения операций. Юный император в бессознательном состоянии лежал на столе, а его сломанная рука на специальной подставке. Рукав мундира был уже срезан, и худая рука Александра, выгнутая под немыслимым углом в опухшем сине-багровом, локтевом суставе, выделялась белым пятном.

Мэй, точнее, Мария Федоровна в белом халате, больше её размера на три, косынке и марлевой маске на лице и матерчатых бахилах на ногах с помощью тампона протирала руку императора, тихонько её пальпируя, и никак не вмешивалась в разговор старшего врача и императрицы

Меня взбесило не то, что Генрих Васильевич убеждал контуженую императрицу согласиться на ампутацию руки, а то, что этот разговор происходил в операционной, а на Ольдерогге и Елене Филипповны не было даже обычных медицинских халатов. И императрица была вся в пыли, известке.

— Коллежский советник Ольдерогге, Вы находитесь вместе с Её императорским величеством в операционной в обычной одежде. Прошу вас покинуть помещение, чтобы не навредить императору, — как можно внушительно произнёс я, стоя в двери помещения.

Старший врач лазарета дернулся, как будто я его ударил, а императрица посмотрела на меня недоуменно.

— Вообще-то, здесь, Ваше превосходительство, распоряжаюсь я. Это мой лазарет, — выходя из операционной, недовольно произнёс Ольдерогге.

Императрица также вышла из помещения за старшим врачом.