— Генрих Васильевич, если вы ничего кроме ампутации руки у императора предложить не можете, то позвольте это сделать другим, — как можно более спокойным голосом произнёс я.

— Вы хотите сказать, что операцию императору будет делать эта… — коллежский советник замолк, подбирая слово, чтобы охарактеризовать Мэй, которая продолжала свою работу, не обращая внимания на окружающую обстановку.

Глаза её сосредоточенно осматривали руку императора, пока она её обрабатывала, судя по запаху, спиртом.

— Не эта, Генрих Васильевич, а Её императорское высочество Мэй Лин, дочь императора Кореи Коджона, а в скором времени Великая княгиня Мария Федоровна Романова. А если вы беспокоитесь о её медицинских познаниях, то почти пятнадцать лет назад Её императорское высочество в возрасте тринадцати лет на моих глазах извлекла из своего деда пулю, которую не решился доставать окружной фельдшер и лекарка нашей станицы, так как пуля находилась рядом с почкой, — я замолчал, а Елена Филипповна с Ольдерогге с удивлением уставились на меня.

— А вот и дед, из которого была извлечена пуля. Как видите, жив и здоров. К тому же в своё время Ли Джунг Хи был личным врачом тогда ещё короля Коджона и сумел передать свои знания внучке. Так что, Елена Филипповна, всё будет хорошо. Они спасут руку Александру, — уверенно произнёс я, на самом деле не особо надеясь на успех.

Насколько я помнил из своего прошлого-будущего, заменять локтевой сустав протезом начали в конце девяностых, начале двухтысячных. И стоили эти операции бешеных денег.

— Пойдёмте, Елена Филипповна, — я приобнял императрицу за плечи, чего никогда до этого себе не позволял и повел её к лавочке, которая стояла в коридоре.

Мы вместе сели на неё, и императрица, уткнувшись мне в плечо, горько заплакала. Старик Ли бесшумно подошел к нам и положил свою руку Елене Филипповны на плечо. Прошло пара секунд, и императрица замолкла и обмякла в моих руках.

— Ей, Тимофей, надо поспать и не волноваться. Удары по голове не проходят бесследно. Положите её, пускай, спит. Я позже её подробно осмотрю, — спокойно произнёс старик.

Подняв голову, я увидел ошеломленный взгляд старшего врача лазарета. Сказать, что Генрих Васильевич был удивлен, значит, ничего не сказать. Вот такое сильное ошеломление испытывает врач европеец, сталкиваясь с особенностями восточной медицины, особенно с её акупунктурой. Не знаю, что сделал и куда нажал старик, но императрица крепко спала или находилась в бессознательном состоянии.

Чтобы вывести Ольдерогге из небольшого шока, я обратился к нему с вопросом:

— Куда можно положить Её императорское величество?

Генрих Васильевич, сфокусировав на мне взгляд, как-то заторможено произнёс, показывая на дверь рядом с лавкой:

— Можно в эту палату. Она пока пустая.

Тут в наш разговор вмешался Ли.

— Необходимо прокипятить эту шкатулку и чем быстрее, тем лучше, — также невозмутимо произнёс он. — И мне нужны стерильный халат, шапочка, маска и бахилы.

— Степанов! Степанов! Где тебя носят?! — крикнул Генрих Васильевич и осекся, посмотрев на спящую или находящую в отключке императрицу, которая никак не отреагировала на его крик.

В коридоре забухали тяжелые шаги, и к нам подбежал здоровенный, метра под два ростом молодой человек с погонами вольноопределяющегося.

— Степанов, возьми у господина Ли металлическую шкатулку и прокипяти её, как можно быстрее, — было видно, что Ольдерогге отдает приказ через силу. — А до этого выдели ему же всю необходимую стерильную одежду для проведения операций. Всё понятно?!

— Так точно, Ваше высокоблагородие, — подлекарь развернулся к старику Ли и взял из его рук шкатулку, весьма похожую на стерилизатор из моего прошлого-будущего.

Только вот из какого металла была она сделана, я не разобрался. Похоже было на серебро.

— Пройдемте…

Вольноопределяющийся завис, не зная, как обратиться к Ли, который был одет в национальный ханбок династии Чосон: шелковые, белоснежные чогори* с пачжи** и фиолетовый, расшитый золотыми нитями турумати***, плюс теплые, войлочные полусапожки также фиолетового цвета.

* куртка

** штаны

*** долгополый халат