Чуть ли не с самой окраины стояла кузница. Я оглядывал её с восторгом — это была прям Кузница с большой буквы. Не чета нашей на Быстрянке.

Массивное строение из тёмного от копоти и времени кирпича, с широкими воротами, распахнутыми настежь, откуда доносился звон молота о наковальню и вырывались снопы искр. Над входом висела вывеска из кованого железа: «Кузнечное дело. Мастер Савелий Кузьмич».

Внутри кузницы царил полумрак, разгоняемый лишь огнём горна, который бросал причудливые тени на стены и потолок. В этом адском освещении две огромные фигуры — сам мастер и его подмастерье — казались демонами из преисподней, особенно когда взлетал вверх молот и с грохотом опускался на раскалённый металл, выбивая сноп искр.

Горн полыхал жаром, раздуваемый огромными мехами, которые приводил в действие мальчишка лет двенадцати, весь перепачканный сажей так, что только белки глаз сверкали на чумазом лице.

Вдоль стен тянулись полки и стеллажи, уставленные готовыми изделиями и заготовками: топоры, подковы, ухваты, петли для ворот, замки разных размеров, гвозди, скобы… Чего там только не было! В углу громоздились какие-то массивные детали для мельничного механизма.

Сам мастер, Савелий Кузьмич, оказался под стать своей кузнице — огромный, широкоплечий, с руками, больше похожими на кувалды, и большой бородой. Заметив нас, он отложил работу и вытер пот со лба тыльной стороной ладони, оставив на коже чёрную полосу.

— Чего надобно? — прогудел он басом, от которого, казалось, завибрировали стены кузницы.

Фома поклонился и представил меня:

— Вот, Егор Андреевич, барин из Уваровки. Дельце к тебе имеет, особое.

Кузнец окинул меня оценивающим взглядом, словно прикидывая, достоин ли я его мастерства, потом кивнул:

— Ну, выкладывайте, барин, какое у вас ко мне дельце.

Я сказал, чтоб Фома достал из мешка форму из дерева, над которой мы корпели последние дни перед отъездом. Фома бережно извлёк деревянную модель и передал кузнецу. Тот взял с таким видом, словно ему вручили драгоценность — осторожно, с почтением.

Рассказав ему вкратце, что мне нужно, он внимательно выслушав мои пожелания, одобрительно крякнул и сказал, что очень рад такому клиенту, мол не всегда такие заказы приходится делать.

— В основном по мелочи работаю, что в ходу, — пояснил он, поправляя кожаный фартук. — Подковы, гвозди, скобы, петли дверные — всё одно и то же. А вы мне задачку задали, — он многозначительно посмотрел на меня, — пилы. Интересная работа, по душе мне. А теперь еще интереснее.

Савелий Кузьмич повертел форму в руках, внимательно осматривая каждую деталь, проводя мозолистыми пальцами по резным элементам, прищуриваясь и что-то прикидывая в уме. Я стоял рядом, наблюдая за этим священнодействием и испытывая лёгкое волнение — всё-таки от этого человека зависело воплощение моей идеи.

— Занятная штуковина, — наконец произнёс кузнец. — Но для чего она, позвольте узнать?

Я взял у него форму и принялся рассказывать принцип работы:

— Смотрите, Савелий Кузьмич, вот эта часть должна сходиться с этой, — я показал, как детали соединяются. — Когда мы помещаем заготовку внутрь и сжимаем, получается нужная нам форма.

— А что за заготовка? — поинтересовался кузнец, следя за моими руками.

— Стекло, — ответил я. — Для бутылок.

Брови Савелия Кузьмича поползли вверх от удивления:

— Бутылки из стекла? — переспросил он. — Занятно, занятно…

Но, к моему облегчению, он быстро переключился с удивления на обсуждение технических деталей:

— А как прессовать будете? Вот тут, я вижу, шарнир предусмотрен, — он указал на соответствующую часть формы. — А это рычаг получается, верно?

— Именно, — кивнул я. — Рычаг даёт нужное усилие для сжатия. Вот тут должна быть ось, на которой всё крепится…

Мы погрузились в детальное обсуждение конструкции. Фома, стоявший рядом, только головой вертел, пытаясь уследить за нашим разговором, но, судя по его озадаченному виду, мало что понимал в технических тонкостях.

Савелий Кузьмич оказался не просто мастеровым человеком, но настоящим инженером — схватывал на лету, задавал точные вопросы, предлагал улучшения. Особенно его заинтересовал механизм зажима:

— А что если тут вот такую защёлку добавить? — предложил он, набрасывая углём на доске своё видение. — Тогда форма не разойдётся в процессе, даже если давление ослабнет.

— Отличная мысль, — согласился я, разглядывая его набросок. — Добавьте обязательно.

Кузнец изучив всё досконально, почесал затылок и сказал, что возьмется за работу и сделает за два дня. Глаза его при этом загорелись тем особым огнём, который бывает у мастеров, когда они берутся за интересное дело.

— Только металл хороший нужен, — добавил он. — Не из чего попало делать придётся, а то не выдержит.

— Разумеется, — кивнул я. — Используйте лучшее, что есть.

Тут Савелий Кузьмич снова заинтересовался конечным продуктом:

— А бутылки-то из стекла зачем вам? — спросил он с любопытством. — Дорого ведь выйдет. Не проще ли глиняные горшки использовать?

— У стекла свои преимущества, — ответил я. — Чистота, прозрачность… Да и пробку лучше держит.

Кузнец покивал, явно заинтригованный, но снова быстро переключился на обсуждение технических деталей — как и что должно быть сделано, какие допуски, как детали будут соединяться между собой.