Шли молча. Звук шагов тонул в шуме воды. Сержант Колон уже через квартал начал издавать отчётливое хлюпанье, которое ясно говорило о том, что его сапоги, как и их владелец, не были готовы к такому повороту событий. Шноббс, пригибаясь, всматривался в ручейки, текущие по мостовой, в надежде разглядеть блеск оброненной монеты.

Внезапная остановка Ангвы заставила Ваймса, шедшего впереди, замереть, вскинув руку. Весь отряд застыл.

— Что там? — его шёпот едва пробивался сквозь шум дождя.

Она нахмурилась, её брови сошлись на переносице.

— Не знаю, сэр, — её голос был таким же тихим. — Запах. Это не он… то есть, не его запах. Это что-то другое.

— Что?

Она помолчала, подбирая слова. Это было то, что Ваймс ценил в ней: она не просто нюхала, она понимала.

— Это… как запах старого, ржавого железа, которое долго лежало в сыром подвале. И пыли. Толстого, жирного слоя пыли, которую не тревожили десятилетиями. И… — она снова принюхалась, и на её лице отразилось замешательство. — И отчаяния. Очень старого отчаяния. Не острого, не свежего… а въевшегося. Как плесень в камень.

Ваймс кивнул. Отчаяние. Знакомый запах. Он посмотрел вперёд, на тёмный, щербатый силуэт, проступавший сквозь серую пелену. Старая Часовая Башня. Она не работала уже лет пятьдесят. Одни говорили, что механизм был слишком сложен для ремонта. Другие – что она просто решила остановиться, устав отсчитывать время в городе, где оно ничего не значило.

Они подошли к подножию. Массивная дубовая дверь, окованная ржавым железом, была приоткрыта. Из щели тянуло холодом и тем самым запахом, о котором говорила Ангва. Но к нему примешивалось что-то ещё.

Звук.

Это не было ровное «тик-так» работающих часов. Это была механическая агония. Сухой, лихорадочный скрежет металла по металлу. Прерывистое, больное жужжание шпинделей. Тихие, но отчаянные удары несмазанных шестерён, похожие на кашель умирающего. Это был звук механизма, переживающего нервный срыв. Это был звук разума Алистера Мампа, воплощённый в машине.

— Крысиные зубы, — пробормотал Колон. — У меня от этого звука пломбы ноют.

Ваймс жестом приказал ему заткнуться. Он инстинктивно сунул руку в карман, нащупав знакомые очертания своей старой зажигалки. Для этого света было не нужно.

— Шноббс, Колон, вы снаружи. Если кто-то попытается выйти — не стрелять. Просто… задержите. Ангва, новички – за мной. Тихо.

Он шагнул внутрь.

Воздух внутри башни был густым, его можно было резать ножом. Он пах пылью, застарелым машинным маслом и чем-то ещё, острым и мёртвым. Затхлый привкус магии, скисшей в закрытом сосуде. Механический стон здесь, внутри, стал почти физически ощутимым. Он вибрировал в каменных стенах, пробирался под кожу, заставляя зудеть кости.

Они начали подниматься по винтовой лестнице. Каждый шаг отзывался гулким эхом. Пыль скрипела под сапогами. Ваймс шёл впереди, ориентируясь на слабый, неживой свет, пробивающийся через бойницы. Он выхватывал из темноты фрагменты стен, затянутых паутиной толщиной с палец, и ступени, стёртые за столетия до состояния гладких, вогнутых блюдец.

Чем выше они поднимались, тем громче и хаотичнее становился звук. Скрежет, визг, вой. Казалось, будто огромному металлическому существу вырывают внутренности без наркоза. Наконец, лестница закончилась, и они вышли на широкую площадку.

Они оказались в сердце машины.

Помещение было огромным, круглым, теряющимся в темноте под потолком. Всё пространство занимал гигантский механизм башенных часов. Шестерни размером с мельничные жернова, рычаги, похожие на ноги гигантских насекомых, маятник, застывший в тишине, словно гигантский повешенный. Но звук исходил не от него.

В центре, на шатких деревянных лесах, стоял человек. Спиной к ним.

Он был полностью поглощён работой. В его руках были не пистолет или меч, а инструменты — огромный гаечный ключ и что-то вроде отвёртки размером с короткий меч. Он стоял перед одним из центральных узлов механизма и что-то шептал себе под нос, лихорадочно пытаясь затянуть какой-то болт. Он не просто не заметил их. Он находился в другой вселенной. Вселенной, состоящей из шестерёнок, пружин и погрешностей.

Алистер Мамп.

Ваймс поднял руку, приказывая всем замереть. Он смотрел на спину Алистера, на его одержимые, точные, но лихорадочные движения. И в этот момент понял: от этого человека не исходит никакой угрозы. Он был не опасен. Он был сломлен.

А потом его взгляд, взгляд человека, который ценил механику и провёл бесчисленные часы, ковыряясь в своей дурацкой зажигалке, скользнул по самому механизму. И холод, не имеющий ничего общего с сыростью башни, прошёл по его спине.

Колон увидел бы просто кучу ржавого железа. Ангва – воплощение механического безумия. Но Ваймс видел детали. Он видел, что Алистер, в своём одержимом стремлении к идеальной точности, разобрал несколько ключевых предохранителей. Огромный, многотонный противовес, который должен был опускаться неделями, питая часы энергией, теперь держался на одном-единственном стопоре, который жалобно скрипел и изгибался под чудовищным весом. Несколько шестерён, которые Алистер, видимо, пытался отрегулировать, вышли из пазов и теперь вибрировали под напряжением, готовые сорваться в любую секунду.