«Крысиные зубы, только не революция», — устало подумал Ваймс, накидывая плащ.

Он спустился и вклинился в задние ряды, надвинув шляпу почти на нос.

— Граждане Анк-Морпорка… — Голос Уильяма был тонким, как паутина. Он явно репетировал речь, но сейчас все его любимые слова застревали в горле. — Я… я стою здесь, чтобы говорить о… прозрачности. О той идее, что, по сути своей… является краеугольным камнем нашего… ну… дискурса…

— К делу, бумагомарака! — рявкнул кто-то из толпы. Несколько человек одобрительно загоготали.

Уильям вздрогнул. Вся его напускная уверенность треснула, как тонкий лёд.

— Да. К делу, — сглотнув, проговорил он. — Система «Перо»… была ошибкой.

Толпа затихла.

— Не в задумке! — поспешно добавил Уильям, цепляясь за тонущий корабль своей идеологии. — Идея была благой! Глас народа! Но я… я не учёл…

— Что мы все идиоты?! — крикнул другой весельчак. — Ха! Мы это и без тебя знали!

Смех стал громче, и в этот момент что-то в Уильяме сломалось окончательно. Маска спала, и под ней оказался просто напуганный, доведённый до края человек.

— Я НЕ УЧЁЛ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ПРИРОДУ! — почти закричал он, и в его голосе прорвалось такое отчаяние, что толпа снова притихла. — Я не учёл, что правда без контекста — самая страшная ложь! Что анонимность превращает людей в монстров! Я не учёл… — он сделал судорожный вдох, словно ныряя в ледяную воду, — …что моя собственная карьера борца за правду… началась со лжи. Статья о чиновнике из Гильдии Аудиторов… та самая… была обманом. Я всё выдумал.

На площади повисла мёртвая тишина. Даже голуби, казалось, перестали гадить на статуи. Город замер. Это было публичное харакири. Ваймс напрягся, ожидая, что сейчас полетят гнилые овощи.

Но Анк-Морпорк снова поступил по-своему.

После долгой паузы кто-то неуверенно хлопнул. Раз. Другой. И через несколько секунд площадь наполнилась не свистом, а неуверенным, но реальным гулом одобрения.

Уильям стоял, ошарашенно глядя на людей. Он не понимал.

А Ваймс понял.

Жители Анк-Морпорка презирали напыщенных идеалистов. Но они инстинктивно уважали человека, у которого хватило духу не просто ошибиться, а публично, на глазах у всего города, сесть в самую глубокую и грязную лужу. Это было шоу. Это была честность. Это было так по-анк-морпоркски.

Ваймс мельком взглянул на крыльцо редакции. Там, прислонившись к колонне, стояла Сахарисса Крипслок. Она смотрела на Уильяма с выражением усталого облегчения. Она покачала головой и пробормотала себе под нос что-то, что Ваймс легко прочёл по губам: «Ну наконец-то. Теперь, может, сможем нормально работать». Затем она достала блокнот и карандаш. Дедлайн не ждёт, даже если твой босс совершает акт публичного самосожжения.

На следующее утро свежий номер «Правды» вышел с гигантским заголовком: «Я СОЛГАЛ».

Его раскупили ещё до обеда.

— …таким образом, «Летописец» нейтрализован. Де Ворд покаялся. Город, кажется, успокоился.

Ваймс закончил доклад. В Овальном Кабинете было тихо. Слышалось лишь мерное тиканье часов на камине. Часов, которые, Ваймс был уверен, никогда не ошибались.

Лорд Витинари слушал, не меняя позы, соединив кончики пальцев в шпиль.

— Успокоился, коммандер? — произнёс он после долгой паузы. Голос ровный, тихий, как шелест страниц. — Любопытное слово. Я бы сказал, адаптировался. Скажите, вы когда-нибудь думали о пользе канализации?

По спине Ваймса пробежал холодок. Разговор с Патрицием — это прогулка по минному полю, где мины замаскированы под философские вопросы.

— Она уносит… нечистоты, — осторожно ответил он.

— Именно, — кивнул Витинари, и в его тёмных глазах блеснул холодный огонёк. — Она не уничтожает их. Она собирает их в одном месте. Концентрирует. И направляет по одному, вполне предсказуемому руслу. Что, согласитесь, лучше, чем если бы они текли по улицам, где им вздумается.

Он сделал паузу, давая аналогии впитаться в воздух.

— «Перо», коммандер, оказалось превосходной канализационной системой. Для мнений. Вся глупость, вся мелочная злоба, которые раньше бродили по городу, как призраки, теперь… текут здесь. — Он едва заметно кивнул в сторону окна. — Это бесценный инструмент для наблюдения. И, при необходимости, для управления. Не следует его демонтировать. Ни в коем случае.

Ваймс молчал, чувствуя себя винтиком в часовом механизме, который только что осознал, что он — часть не часов, а какой-то очень сложной бомбы. Он не победил. Он помог Витинари не уничтожить угрозу, а отладить и поставить её на службу городу. То есть, себе.