Маленькая гримерка, в которой только стул возле большого зеркала, да столик с гримом. Иногда она думала, что она кукла, которую после представления убирают в коробку. А может, оно так и было. Коломбина не помнила жизнь до и после спектакля. Только ее — игру на сцене, где она вечная подружка пройдохи Арлекина.

— Я так устала, — пожаловалась Коломбина зеркалу и сняла маску.

Под маской ей было бесконечно много лет. Морщинки-трещинки покрывали лицо и руки, словно кто-то нарисовал всю ее мелкими штрихами. И было непонятно — грим так укрывает ее кожу или она…

— Я кукла? — спросила Коломбина у своего отражения.

Коломбина по ту сторону зеркала кивнула, и по щеке отражения потекла слеза, размывая штрихи. Отражение плакало все сильнее и сильнее, растирая слезы по лицу, стирая черты, пока оно, лицо, не превратилось в белое пятно с серыми кляксами в районе глаз и рта. Кляксы обрели форму, и Коломбина увидела перед собой Пьеро.

— Пьеро, как давно я тебя не видела. Куда ты пропал? — Коломбина слабо улыбнулась старому другу, вечному сопернику Арлекина.

Пьеро отмахнулся, словно сказал: — «Не спрашивай!» От этого взмаха у Пьеро рассыпалась кисть, будто он был создан из алебастра, и сейчас на него попала вода. Он не заметил потерю, снял колпак и помотал головой, растрепывая волосы. И вот уже вместо Пьеро по ту сторону зеркала сидит Арлекин. Он удивился, словно не ожидал увидеть перед собой Коломбину. Перевел взгляд на маску на ее столе и потянулся к своему лицу. Арлекин без маски тоже оказался очень старым.

— Мы же не люди? — спросила Коломбина больше себя, чем Арлекина. — Невозможно жить так много столетий, помнить только спектакли и свой театр. У тебя была жизнь вне пьес? Дальше гримерки? Я помню в самом начале улицы города — нищего, грязного, но теплого и солнечного. Помню, как тащили тележку с реквизитом утром туда, вечером обратно, а больше ничего. Только сценарий — свою роль. Если мы не люди, то кто мы? И почему мы стареем? Мы же не должны стареть!

— Мы ветшаем, — пожал плечами, словно извиняясь, Арлекин. — Износ физический и моральный. Нас забывают. Спектакли ставят все реже, наши гримерки все дальше. Мы ломаемся, рассыпаемся в прах. Пьеро уже забыли, меня заменили на новую версию, а ты… Пойдем со мной, голубка.

— Нет! Подожди! — Коломбина выставила перед собой ладонь. — Я человек! Я чувствую боль! Моя рука сегодня затекла до боли. Я…

— Ты живешь не первую сотню лет. Ничего не смущает? Ты чувствуешь боль физическую и эмоциональную, но ты не человек. Мы игрушки, образы, куклы. Созданы, чтобы играть спектакль, а без эмоций… это не игра. Пойдем со мной, Коломбина.

Коломбина оглянулась по сторонам и поняла, что она стоит в коробке. Ее достанут на следующий спектакль, смахнут пыль, и она опять сыграет свою роль, подшучивая над Арлекином. Вечная подружка и никогда не жена.

По театру шла комиссия. Новый худрук — звезда кино и театра — обходил свои владения. За мэтром, седеющим лощеным господином, семенили технические работники, строго по делу отвечая на заданные вопросы. Проверив сцену, работу движущихся частей, свет, прожекторы, кулисы, самолично поерзав в креслах первого ряда и обещав проверить каждое кресло во всем театре, мэтр удалился за кулисы.

— А здесь что? — стукнул он тростью по коробке из плотного картона.

— Арлекин, — прочел поблекшую надпись реквизитор. — Мы его не так давно обновили. Последняя работа известного мастера, коллекционная ценность. За это одного из прошлых директоров и сняли — нецелевой расход. У китайцев можно было купить Арлекина раз в десять дешевле. А этого хоть в музей отдавай — ценность сумасшедшая! Только денег жалко.

— Так в чем проблема? — преувеличенно театрально удивился метр. Он оперся на свою трость и уставился на реквизитора. — Давайте использовать. В каких спектаклях он играл? С кем? О чем спектакль?

Вопрос был уже задан главному режиссеру. Тот, силясь вспомнить, нахмурился и посмотрел на своих помощников. Один из них принялся рыться в толстом, распухшем от вложенных листков блокноте, а второй помощник провел пальцем по пыльному картону и брезгливо сдул серый налет.

— Вот! Нашел! — лицо помощника режиссера осветила радость, словно солнышко выглянуло из-за туч. — Арлекин — герой-любовник, часто впутывается в истории, из которых его вытаскивает его возлюбленная Коломбина. Спектакли носят комедийный характер, рассказывая о жизни простых итальянцев. Только вот названия спектаклей не сохранилось. Я поищу в архиве. Мы давно их не ставили.

— Странно, — нахмурился метр, — вы помните скандал, связанный с переплатой, но не помните спектакль? Значит, история была так себе. Напишем новую. Свяжитесь со сценаристами и покажите мне Коломбину.

Коробка с Коломбиной нашлась почти сразу. И если хранилище Арлекина было почти новым, то приют Коломбины держался только за счет соседних коробов, имя почти стерлось, и только в нескольких местах виднелись следы золотой краски. Кто-то давно приклеил под тенью букв черно-белый снимок смеющейся девушки в маске.