Тщетно один консерватор-южанин доказывал, что большинство этих жутких историй «оказались на поверку полной фальшивкой, и все они были чрезвычайно преувеличены» [475] . Накануне выборов очевидец из Миссисипи отмечал, что «умы людей возбуждены до такой степени, какой, возможно, еще не знала история нашей страны». Публицист техасского методистского еженедельника был уверен, что «помыслы аболиционистов… отравления [и] поджоги, они хотят утопить [Юг] в крови и сжечь в огне… и заставить прекрасных южанок стать женами черномазых». Сколь бы иррациональны ни были эти страхи, реакция была вполне осязаемая: комитеты бдительности и закон Линча, по сравнению с которыми рейд Джона Брауна и страх перед ним, испытываемый на Юге прошлой зимой, казался невинной детской шалостью. «Лучше повесить девяносто девять невинных (подозреваемых), чем позволить избежать наказания одному виновному, — писал житель Техаса, — ибо этот виновный угрожает общественному миру» [476] .

Такая массовая истерия заставила даже южных юнионистов предупредить янки о том, что победа республиканцев будет означать распад Союза. «Избрание Линкольна — достаточная причина для сецессии», — так озаглавил свою речь один сторонник Белла из Алабамы. Умеренный деятель Бенджамин Хилл из Джорджии настаивал на том, что «это государство и черный республиканизм не могут сосуществовать… Никогда еще в мировой истории обладатели четырех миллиардов в звонкой монете не испытывали желания покориться врагу». Не отставая в благородном южном патриотизме, ведущая газета сторонников Дугласа в Джорджии вещала: «Будь что будет: пусть воды Потомака обагрятся человеческой кровью, а Пенсильвания-авеню на десять саженей будет завалена изуродованными трупами… но Юг никогда не подчинится такому унижению и ущемлению прав, которое последует за инаугурацией Авраама Линкольна» [477] .

Ажиотаж охватил и пограничные штаты. Редактор юнионистской газеты в Луисвилле говорил, что получил сотни писем, «в каждом из которых сообщалось о продуманном и широко распространенном мнении упразднить Союз», если Линкольн придет к власти. «Мы признаем, что заговорщики сошли с ума, но именно сумасшествие сейчас правит бал». Джон Криттенден, старейший юнионист из Кентукки, наследник идей Генри Клэя, выступил накануне выборов с речью, в которой осуждал «упрямый фанатизм» республиканцев, «полагающих своим долгом уничтожить… белых для того, чтобы черные могли стать свободными… [Юг] пришел к выводу, что в случае избрания Линкольна… не покорится обстоятельствам и поэтому, дабы избежать такого удела, выйдет из состава Союза» [478] .

Республиканцы отказались внять предупреждениям, так как слышали их десятки раз, если не больше. В 1856 году демократы использовали подобные угрозы, чтобы жители северных штатов голосовали за их кандидата. Так что четыре года спустя республиканцы были уверены, что происходит то же самое. «Старая тактика устрашения для того, чтобы Север уступил нажиму южан», — говорил мэр Чикаго, республиканец. В своей речи в Сент-Поле Сьюард высмеял очередные попытки южан «запугать или встревожить» Север. «Кто-то боится? (Смех и крики: „Никто!“) Никто не боится: никого нельзя купить». Линкольн также не ждал «никаких серьезных попыток разрушить Союз. Народ Юга слишком разумен, — полагал он, — чтобы пытаться уничтожить собственное государство» [479] .

Бросая взгляд в прошлое, мы видим, что южане сдержали свое слово. Два проницательных историка выдвинули предположение, что отказ республиканцев воспринять все предупреждения всерьез был «кардинальной ошибкой» [480] . Однако трудно придумать, что бы республиканцы могли сделать для сглаживания противоречий, кроме самороспуска партии и объявления рабства благом. Ведь заявил комитет легислатуры Виргинии: «Само существование такой партии является пощечиной всему Югу», а редактор новоорлеанской газеты воспринимал каждый голос, поданный северянами за Линкольна, как «преднамеренное, хладнокровное оскорбление» в адрес южан [481] . Южан возмущало не столько то, что республиканцы могли бы совершить, сколько взгляды, которых те придерживались. «Никакое иное „явное действие“ не сможет вызвать немедленное сопротивление с нашей стороны, — утверждал конгрессмен из Северной Каролины, — как простое избрание их кандидата» [482] .

Линкольн отверг все просьбы консерваторов сделать некое заявление, которое могло бы успокоить южан. «Что же я должен произнести, чтобы их успокоить? — задавался он вопросом в октябре. — Неужели опять то, что правительство не собирается вмешиваться в отношения рабовладельцев и рабов внутри штатов? Я уже так часто говорил об этом, что повторяться будет просто смешно, и в этом можно увидеть проявление слабости». Линкольн, впрочем, мог бы заявить об этом еще раз, «если бы не было опасности подстегнуть тех отважных негодяев… которые жаждут услышать что-нибудь новое, только чтобы извратить эти новые факты, людей, которые хотели бы запугать меня или, по крайней мере, приписать мне робость и трусость. Они готовы наброситься едва ли не на каждое мое слово как на „ужасное грехопадение“» [483] .

Дуглас же высказался. Во время своего первого вояжа на Юг он заявил толпе собравшихся в Северной Каролине, что «повесил бы еще выше, чем Амана [484] , любого, кто попытается… разрушить Союз, сопротивляясь его законам». Ведя агитацию в Айове, он узнал, что республиканцы одержали полную победу на октябрьских выборах в легислатуры Пенсильвании, Огайо и Индианы [485] , после чего сказал своему личному секретарю: «Мистер Линкольн — следующий президент. Мы должны постараться сохранить Союз. Я отправляюсь на Юг». Туда он и поехал, посетив Теннесси, Джорджию и Алабаму, рискуя своим все ухудшающимся здоровьем и даже своей жизнью. Дуглас продолжал бесстрашно повторять свои предостережения против сецессии. Он подчеркивал, что весь Север как один поднимется, чтобы предотвратить ее. «Я считаю, что конституционное избрание народом Америки любого человека не является оправданием для разрушения государства». Южане слушали, но не слышали его [486] .

Единственным проблеском надежды для демократов было «объединение» трех оппозиционных партий в ключевых северных штатах, чтобы отобрать у Линкольна голоса выборщиков и перенести выборы президента в Палату представителей. Однако отголоски вражды между Дугласом и Бьюкененом расстроили подобные планы, к тому же конституционные юнионисты, чьими «предками» являлись «ничего не знающие», не вызывали доверия у демократов — недавних иммигрантов. Следствием многочисленных встреч в прокуренных помещениях стало соглашение о коалиции трех партий в Нью-Йорке и Род-Айленде. Трое из семи выборщиков Нью-Джерси собирались голосовать по коалиционному списку; в Пенсильвании выборщики Брекинриджа и Дугласа договорились о совместных действиях, но мятежная группировка дугласовских демократов отказалась поддержать этот список, поэтому все усилия пропали даром. Линкольн получил большинство, несмотря на усилия объединенной оппозиции в Нью-Йорке, Пенсильвании и Род-Айленде; три выборщика от оппозиции в Нью-Джерси дали Дугласу его единственные голоса на Севере. Дуглас также победил в Миссури, тогда как Белл — в Виргинии, Кентукки и своем родном Теннесси. Брекинридж победил в остальных южных штатах, набрав 45% голосов избирателей против 39% у Белла [487] . Хотя Линкольн завоевал лишь 40% голосов избирателей всей страны (54% голосов на Севере), 180 голосов выборщиков дали ему комфортный отрыв от необходимого минимума в 152 голоса. Даже если бы оппозиции и удалось консолидироваться в каждом из свободных штатов, Линкольн потерял бы только Нью-Джерси, Калифорнию и Орегон, все равно став президентом с 169 голосами выборщиков.