Встревоженный Бьюкенен под нажимом южан готов был отдать приказ гарнизону вернуться в Молтри, но он также знал, что, поступив подобным образом, он и его кабинет потеряют последнюю крупицу уважения северян. Видный нью-йоркский демократ сообщал, что «поступок Андерсона вызывает всеобщее одобрение и если его отзовут либо Самтер сдастся… Север единодушно выступит за то, чтобы Бьюкенен был повешен… Это не шутка — я еще никогда не видел, чтобы все до одного жители были столь единодушны в каком-либо вопросе. Если Андерсона предадут позору или если Самтер будет сдан — мы погибли» [560] . Перестановки в кабинете министров также укрепили решимость Бьюкенена. В декабре и начале января в отставку подали все южане и один колеблющийся янки. Их места заняли непоколебимые юнионисты: военный министр кентуккиец Джозеф Холт, генеральный прокурор Эдвин Стэнтон и госсекретарь Джеремайя Блэк. Стэнтон и Блэк составили для Бьюкенена ответ представителям Южной Каролины, в котором президент отвергал их притязания на форт Самтер. Получив такую поддержку, Бьюкенен проявил твердость и в дальнейшем, одобрив предложение главнокомандующего армией Скотта послать Андерсону подкрепление.

Пытаясь свести к минимуму ажиотаж и избежать провокаций, Скотт отправил подкрепление (200 солдат) и продовольствие на невооруженном торговом судне «Звезда Запада», однако неумелая организация повредила этому предприятию. Информация о готовящейся операции попала в прессу, а военному департаменту не удалось известить о ней Андерсона, поэтому гарнизон Самтера был едва ли не единственной заинтересованной стороной, которая не знала о появлении «Звезды Запада» в гавани 9 января заранее. Южнокаролинская артиллерия открыла огонь по кораблю и даже успела попасть, после чего капитан (гражданское лицо, в котором осторожность возобладала над храбростью) развернул судно и отошел в открытое море. Эти выстрелы могли быть первыми залпами гражданской войны, но они таковыми не стали, так как Андерсон не открыл ответный огонь. Не имея ни точных сведений о происходящем, ни приказа, он не хотел брать на себя ответственность за начало войны, поэтому орудия Самтера безмолвствовали [561] .

Взаимная ярость южан и северян достигла апогея, однако пороховая бочка не взорвалась. Несмотря на взаимные обвинения в агрессии, ни одна сторона не желала войны. Сецессионисты из других штатов тайком советовали южнокаролинцам осадить лошадей, чтобы не спровоцировать конфликт до того момента, пока Конфедерация не будет к нему готова. Установилось негласное перемирие, по которому каролинцы оставляли гарнизон Самтера в покое, а правительство, в свою очередь, обязалось не усиливать его. Подобное (уже публичное) решение было принято и по форту Пикенс, где, в отличие от Самтера, флот в любой момент мог высадить подкрепление на остров, находившийся вне зоны досягаемости пушек южан.

Форт Пикенс, впрочем, оставался на периферии событий — все внимание было приковано к Чарлстону и форту Самтер. Андерсон и его люди превратились в глазах северян в защитников современных Фермопил. Джеймс Бьюкенен и губернатор Южной Каролины Фрэнсис Пикенс передали судьбу гарнизона в руки Авраама Линкольна и Джефферсона Дэвиса. Новый президент Конфедерации послал еще трех эмиссаров в Вашингтон для ведения переговоров о переходе Самтера и Пикенса под юрисдикцию его правительства. Также он велел только что произведенному в генералы луизианцу Пьеру Борегару принять командование над несколькими тысячами ополченцев и десятками крупнокалиберных пушек и мортир, окруживших гавань Чарлстона и нацелившихся на изолированный гарнизон форта Самтер.

Так обстояло дело к 5 марта 1861 года, когда Линкольн узнал о том, что припасы гарнизона подходят к концу. Новый президент встал перед тяжким выбором. Он мог бы собрать все имевшиеся в его распоряжении корабли и войска, которые с боем пробились бы в гавань и доставили в Самтер подкрепление и продовольствие, но такая мера возложила бы на него ответственность за начало войны. Это раскололо бы Север и консолидировало Юг, включая большинство еще не отделившихся штатов. Альтернативой было выведение гарнизона и сдача Самтера южанам, что продлило бы мир и, возможно, оставило бы штаты Верхнего Юга в составе Союза. Однако такой шаг опять-таки расколол бы Север, деморализовал большинство республиканцев, возможно, нанес бы непоправимый урон его администрации, неявно признал бы независимость Конфедерации и послал бы сигнал иностранным державам, чьего официального признания Конфедерация настойчиво пыталась добиться. Также Линкольн мог тянуть время, надеясь найти решение проблемы, позволяющее сохранить за собой живой символ государственности, но не вызвать войну, которая бы внесла раскол в ряды его друзей и сплотила бы его врагов. У Линкольна было самое большее полтора месяца для принятия решения, пока отряд Андерсона не умер голодной смертью. Подобные тяжелые мысли в эти шесть недель не один раз вызывали у неопытного еще президента бессонницу и сильную мигрень [562] .

Дилемма, стоявшая перед Линкольном, усугублялась противоречивыми советами и намерениями членов его администрации. Генерал Скотт заявил, что доставка подкрепления невозможна без участия крупных соединений флота и 25 тысяч солдат. У государства между тем не было ни кораблей, ни солдат. Совет Скотта не начинать такую авантюру заставил колебаться военного и военно-морского министров. Сьюард также склонялся к их мнению. Он предлагал сдать Самтер как по политическим, так и по сугубо военным причинам. Подобный жест доброй воли, говорил он Линкольну, уверит штаты Верхнего Юга в миролюбивом курсе администрации и усилит позиции юнионистов среди конфедератов. Сьюард затеял хитрую и не вполне честную игру. В соответствии со своими устремлениями стать «премьер-министром» администрации он через посредника установил контакт с посланцами Конфедерации. От своего лица, не ставя Линкольна в известность, Сьюард обещал им сдачу Самтера. Кроме того, он организовал утечку этой информации, и в течение недели после инаугурации Линкольна северная пресса приводила «авторитетные» свидетельства того, что гарнизон Андерсона будет эвакуирован из форта.

Линкольн, однако, не принял такого решения, несмотря на то, что советники едва ли не в один голос убеждали в его правильности. Как бы тогда это сочеталось с его инаугурационным обещанием «удержать, занять и владеть» федеральной собственностью? По крайней мере, он мог послать подкрепление в форт Пикенс, и 12 марта генерал Скотт отдал соответствующие приказы [563] . Когда Линкольн 15 марта опросил членов своего кабинета на предмет Самтера, пять из семи министров высказались за эвакуацию гарнизона. Шестой — Чейз — высказался за вторую попытку доставить в гарнизон пополнение, если только это можно сделать без риска начать войну. Лишь Монтгомери Блэр хотел удержать форт во что бы то ни стало. Он полагал, что сдача Самтера скорее разочарует юнионистов, вместо того чтобы воодушевить их. Только «меры, вызывающие уважение к мощи государства и твердости тех, кто их принимает», могут укрепить их дух, сказал Блэр. Предать форт означало бы предать Союз [564] .

Линкольн также склонялся к этой точке зрения. Блэр между тем дал президенту не только ободряющий совет. Он познакомил Линкольна со своим шурином Густавусом Фоксом, 39-летним бизнесменом из Массачусетса и бывшим лейтенантом флота. Фокс был первым из целой плеяды энергичных деятелей, которых ждала головокружительная карьера в последующие четыре года: решительный, способный, он был полон идей, как совершить то, что закоснелый генералитет считал невозможным. Фокс предложил послать корабль с подкреплением под охраной военных судов к отмели, лежащей за пределами чарлстонской бухты. После этого войска и продовольствие можно было погрузить на буксиры или баркасы, которые под покровом ночи могли пересечь отмель и совершить стремительный бросок к Самтеру. Военные корабли и гарнизон форта должны были своим огнем подавить артиллерию конфедератов.